— Да, будем драться, если придется, беспощадно. Пусть увидит Европа, что и в технике мы не так уж отстали. Но, между нами, господин Эц…. я думаю. Вот, если бы сошлись, например, ну, два писателя, что ли. Ну, не какие-нибудь, настоящие. Стали бы они палить друг в друга? Ведь не стали бы! Можно сказать, что мы, до некоторой степени, тоже люди искусства. Разве не правда? Да… нет, пора, знаете ли, пора!
— Эх, нет у тебя настоящей классовой линии! — вздохнул Елтышев.
Эц попытался отделаться шуткой. Этот непривычный диалог оглушал его хуже джаз-банда.
— Можно было бы никогда больше не воевать, — сказал он, — если бы не было ваших большевиков и проклятых англичан.
— Насчет англичан это да, — торжественно ляпнул Елтышев. — Но я большевик и я могу вас заверить…
— Вы большевик! — привстал Эц. — Простите, я не знал.
— Товарищ Елтышев партийный, — подтвердил Чанцев, зачем-то краснея.
— Кто же из вас главный?
— Вы думаете, у нас как большевик, так и главный? — разозлился Елтышев.
— Да… ну, так мне сообщали…
— Нет, прошли те времена и к лучшему. Дело у нас теперь на первом плане. Дело!
— Вы тоже из Гатчинской школы?
— Нет-с, я, знаете ли, нигде не учился.
— А как же вы начали летать?
Эц подумал, что удастся кое-что разузнать о большевистской подготовке.
— Я? — сказал Елтышев. — Ну, не пожелал бы я Вам так начинать!
Елтышев проглотил пиво, дососал сигару. Ему надоело молчать. Он ухватился за случай рассказать иностранцу знаменитую свою историю.