Пока Кейл возился в кухне, Адам с удивлением чувствовал, что в нем происходит какая-то перемена. Каждой клеточкой своего существа он ощущал незнакомое волнение. Ноги напружинились, вот-вот сами понесут его, руки тянулись к работе. Жадными глазами он обвел комнату. Стулья, картины на стенах, алые розы на ковре — вещи казались новыми, одушевленными, близкими. В его сознании зародилась неутолимая жажда жизни, такое ожидание и предвкушение будущего, как будто отныне каждая минута его существования должна приносить одну радость. Он испытывал необыкновенную приподнятость, словно перед ним занимался мирный безоблачный, золотистый день. Адам закинул руки за голову и вытянул ноги.
Кейл на кухне мысленно торопил кофейник, и вместе с тем ему было приятно ждать, пока вода закипит. Знакомое чудо уже не чудо. Восторг от счастливых минут близости с отцом прошел, но радостное ощущение осталось. Б нем растворился и яд одиночества, и грызущая зависть к тем, кто не одинок, дух его очистился и просветлел, и он понимал это. Чтобы проверить себя, Кейл старался припомнить старые обиды, но они куда-то пропали. Ему хотелось услужить отцу, доставить ему радость, сделать какой-нибудь подарок и вообще совершить в его честь что-нибудь великое.
Кофе убежал, и Кейл принялся вытирать плиту. «Вчера ни за что не стал бы этого делать», — мелькнуло у него в голове.
Когда Кейл принес дымящийся кофейник в комнату, Адам улыбнулся, понюхал воздух и сказал:
— Хорошо пахнет! Такой аромат мертвого из могилы подымет.
— Убежал он, — виновато сказал Кейл.
— Самый смак, когда кофе убежит, возразил Адам. — Интересно, куда это Ли отправился?
— Может, он в своей комнате. Пойти посмотреть?
— Не стоит. Он бы отозвался.
— Папа, ты позволишь мне заняться фермой после школы?
— Ну, об этом рано говорить. А какие планы у Арона?
— Он в колледж хочет поступить. Не выдавай меня, ладно? Пусть он сам тебе сюрприз сделает.
— Хорошо, не выдам. А ты сам — разве не хочешь в колледж?
— Да я лучше на ферме… Я там прибыль сумею получить, вот увидишь! За обучение Арона заплатить хватит.
Адам отхлебнул кофе.
— Это просто замечательно с твоей стороны, — сказал он. — Не знаю, стоит ли заводить этот разговор… Нет, наверное, стоит… Я вот про Арона попросил тебя рассказать. И ты так неуклюже его хвалил, что я подумал может, ты не любишь его, может, он даже неприятен тебе?
— Да я его просто ненавидел! — выпалил Кейл. — Поэтому и задирал его по-всякому. Но это прошло, папа, правда, прошло. Никакой вражды сейчас у меня к нему нет, честное слово, и не будет. Вообще ни к кому не будет, даже к матери… — Он прикусил язык, сам удивившись своей обмолвке и холодея от ужаса.
Адам молча смотрел прямо перед собой. Потом он провел ладонью по лбу и наконец негромко произнес:
— Выходит, тебе известно о матери. — Адам не спрашивал, а размышлял.
— М-м… Да, отец, известно.
— Все?
— Все.
Адам откинулся на спинку кресла.
— А Арон — он тоже знает?
— Да нет, что ты, папа! Конечно, не знает!
— Чего ты испугался?
— Не нужно ему про такие вещи знать.
— Почему?
— Не выдержит он этого, — упавшим голосом сказал Кейл. — Он слишком неиспорченный. — Он чуть было не добавил; «Как и ты, папа», — но вовремя спохватился.
Адам выглядел усталым и растерянным. Он покачал головой.
— Кейл, слушай меня внимательно… Какая есть гарантия, что Арон не узнает? Подумай хорошенько.
— Да он такие места за милю обходит, — ответил Кейл, — не то что я.
— А если ему кто-нибудь расскажет?
— Он просто не поверит, папа. Подумает, что на нее наговаривают, да еще побьет того, кто заикнется об этом.
— Сам-то ты бывал там?
— Да, папа. Я должен был все разузнать… Вот если бы Арон поступил в колледж, — горячо продолжал Кейл, и совсем уехал из нашего города…
Адам кивнул:
— Может, это действительно неплохой выход. Но ему еще два года учиться.
— Он запросто за один год все сдаст! Он у нас головастый. Попробую подговорить его.
— А ты не головастее?
— Я в другом смысле — головастый.
Адама всего распирало от гордости за сыновей. Казалось, он вот-вот сделается размером с комнату. Лицо у него стало суровым и торжественным, голубые глаза смотрели твердо и проницательно.
— Кейл! — позвал он.
— Да, папа?
— Я верю в тебя, сын, — произнес Адам.
Отцовские слова переполняли Кейла счастьем. Он не чувствовал под собою ног. Лицо озаряла улыбка, угрюмая замкнутость все реже посещала его.
Ли быстро заметил перемену в своем воспитаннике и однажды как бы невзначай спросил:
— Ты, случаем, не влюбился?
— Влюбился? А зачем?
— Затем, — только и ответил Ли.
Потом Ли поинтересовался у Адама:
— Что это произошло с Кейлом?
— О матери узнал, — ответил Адам.
— Ах вот оно что… — Ли чувствовал себя не вправе расспрашивать. — Я предупреждал вас, что давно надо им сказать — помните?
— Помню, но это не я ему сказал. Он сам разузнал.
— Подумать только! продолжал Ли. — Не такая ведь приятная новость, чтобы напевать во время занятий и подкидывать фуражку на улице. Хорошо, а как насчет Арона?
— Вот за него я боюсь. Не хотелось бы, чтобы ему стало известно.
— Смотрите, а то поздно будет.