Читаем К востоку от Эдема полностью

Надвигался зимний вечер. Порывистый ледяной ветер яростно раскачивал мигающие газовые фонари, и тени метались туда-сюда, как вспугнутые летучие мыши. Прохожие, спешащие с работы в тепло родного дома, прятали лица в воротники. Когда ветер утихал, с катка за несколько кварталов доносилась механическая музыка.

— Абра, подержи, пожалуйста, книги. Надо воротничок расстегнуть, а то голову отрежет. — Кейл нащупал крючки и вздохнул с облегчением. Он взял книги у Абры. Высокая пальма перед домом Берджесов гнулась под ветром, и её разлапистые листья с треском колотились друг о друга, а у закрытых дверей кухни протяжно, истошно мяукала кошка.

— Не получится из тебя хороший солдат, — заметила Абра. — Чересчур ты самостоятельный.

— Это мы ещё посмотрим, — сказал Кейл. — На что он способен, наш старый Краг-Иоргенсенс? Только дурацкие упражнения придумывает. А вот если на самом деле понадобится, и мне будет интересно, не хуже других буду.

— Пирожные были замечательные, — сказала Абра. Я тебе одно оставила.

— Спасибо, попробую. Вот из Арона настоящий вояка выйдет.

— Да, настоящий,.. и к тому же симпатичный, во всей армии такого не найдешь. Когда поедем азалии смотреть?

— Только весной.

— Давай пораньше. И еды возьмем.

— Пораньше дождь может быть.

— Дождь или ясно — всё равно поедем.

Абра взяла у него свои книги и вошла в калитку.

— До завтра!

Кейл не повернул к дому, а пошел дальше, в беспокойную мглу, мимо школы, мимо катка — крытой площадки с громыхающим механическим мелодеоном, и ни единого человека не было на льду. Старик — хозяин катка сиротливо сидел в будочке, задумчиво наматывая на указательный палец билетную ленту.

На Главной улице тоже не было ни души. Ветер гнал по тротуару обрывки бумаги. Из кондитерской Белла вышел полицейский Том Мик и зашагал рядом с Кейлом.

— Эй, солдат, застегнул бы воротничок. — заговорил он.

— А, это вы. Том, привет! Режет, проклятый.

— Что-то тебя последнее время не видать по ночам.

— Угу.

— Неужто исправился?

— Все может быть.

Том ужасно гордился тем, что умеет с самым серьезным видом разыгрывать людей.

— Похоже, зазнобу завел?

Кейл ничего не ответил.

— Слышал, будто твой братец годков себе надбавил и махнул в армию. А ты, выходит, у него девчонку отбиваешь?

— Выходит, отбиваю.

Тома разбирало любопытство.

— Уилл Гамильтон раззвонил, будто ты пятнадцать тысяч на фасоли заколотил. Верно это?

— Выходит, верно.

— Ты же малолетка ещё. Куда тебе такую кучу денег?

— А никуда. Сжег я их, — ухмыльнулся Кейл.

— Как сжег?

— Очень просто, взял спички — и готово!

Том пристально посмотрел Кейлу в лицо. — Поня-я-тно!.. Ну и правильно сделал. Бывай, мне тут заглянуть надобно. — Том Мик страсть как не любил, когда его разыгрывают. «Ишь, щенок паршивый, — пробурчал он, отойдя. — Шибко умный заделался!»

Разглядывая витрины, Кейл медленно брел по Главной улице. Интересно, где похоронена мать? Может, узнать и отнести ей на могилу цветы? Он усмехнулся. Страннее желание — или он просто дурачит себя? Салинасский ветер надгробный камень снесет, не то что букетик гвоздик. Ему вдруг почему-то вспомнилось мексиканское название гвоздик, кто-то, кажется, говорил ему, когда он был маленький. Их называют Гвоздиками Любви, а ноготки — Гвоздиками Смерти. И слово какое-то гвоздистое, острое — claveles. Пожалуй, лучше отнести на её могилу ноготков. «Я уже, как Арон, рассуждаю», — усмехнулся Кейл.

<p>ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ</p>1

Зимняя стужа не отпускала. Уже давно прошли все сроки, а зима все тянулась — холодная, сырая, ветреная. «Во Франции палят из этих проклятых пушек, — толковали в народе, — а во всем мире погода портится».

Всходы в Долине были робкие, редкие, а полевые цветы так припозднились, что некоторые решили, что они не появятся вовсе.

Мы привыкли, что Первого мая, когда воскресные школы во всей округе устраивают в Алисале пикники, кусты дикой азалии, протянувшиеся там по берегам речки, уже стоят в полном цвету. Иначе и быть не может — так мы считали. Какой же это праздник без распустившихся цветов азалии!

Но в тот год Первое мая выдалось холодным. Ледяной дождь отбил всякую охоту к загородной прогулке. Прошло две недели, а в Алисале по-прежнему не распустилось на единого цветка.

Кейл не мог знать, что погода так подведет его, когда приглашал Абру за город в пору цветения азалий. Ему было неудобно откладывать поездку.

Их «форд» стоял в гараже у Уиндхэмов на ходу. Накачаны шины, два новеньких аккумулятора, чтобы сразу завести мотор. Ли должен был приготовить бутерброды и через день покупал особые булки, но потом это ему надоело и он бросил.

— Зачем откладываешь? — спросил он Кейла.

— Я же обещал показать цветущие азалии.

— А как ты узнаешь, когда они распустятся?

— У нас в школе два брата учатся, Силаччи. Они оттуда. Говорят, ещё неделю ждать, а то и дней десять.

— Смотри, как бы она вообще не лопнула, твоя вылазка.

Здоровье Адама постепенно улучшалось. Он уже шевелил левой рукой и начал понемногу читать и с каждым днем — все дольше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература