К востоку от Эдема

— Я еще не разобралась. Может, некоторым нужно больше, чем другим, они сильнее любят что-нибудь или, наоборот, сильнее ненавидят. Вот папа мой — он репу не выносит. Не любит и все, просто ненавидит. Если мама репу купит, прямо из себя выходит. Один раз она… ну, в общем, рассердилась и приготовила из репы пюре в духовке. Перцу туда положила, сверху тертым сыром обсыпала и хорошенько запекла, сверху корочка получилась. Папа съел половину, потом спрашивает, что это, мол, такое. А мама возьми да и скажи: репа это! Он тогда тарелку — об пол, сам из-за стола выскочил, дверью хлопнул. Думаю, до сих пор не может простить ей.

— Ну и зря не простил, — фыркнул Ли, — раз она правду сказала. Представь, если бы она сказала, что это не репа, а что-нибудь другое. Он бы съел, вдруг еще попросил, а потом обман случайно открылся. Тут и до смертоубийства недалеко.

— Очень может быть… Так вот, по-моему, Арон больше переживает, что у него нет матери, чем Кейл. И во всем винит отца.

— Почему ты так думаешь?

— Не знаю, так мне кажется.

— Ты со знакомыми много времени проводишь?

— А что, разве нельзя?

— Ну что ты, конечно, можно.

— Тянучек сделать?

— Да нет, пока не надо. Там еще есть.

— Могу еще что-нибудь приготовить.

— Мне сегодня хороший кусок мяса попался — огузок. Если хочешь, вываляй его в муке. Будешь обедать с нами?

— Спасибо, но меня на день рождения пригласили. Как вы думаете, он на самом деле священником станет?

— Как тебе сказать. Может, это одно мечтание.

— Хорошо бы не стал, — сказала Абра и тут же зажала рот рукой, поразившись тому, как это у нее вырвалось.

Ли встал с места и, вытащив кухонную доску, положил на нее кровоточащий кусок мяса и рядом — сито.

— Бей тупым концом ножа, — сказал он.

— Я знаю. — Она втайне надеялась, что Ли пропустил ее замечание мимо ушей. Но он спросил:

— И почему же ты не хочешь, чтобы он стал священником?

— Зря я это сказала.

— Ты имеешь право говорить, что хочешь. И не нужно никому ничего объяснять.

Ли сел на место, а Абра обсыпала мясо мукой и принялась колотить его ножом: тук-тук-тук.

— Зря сказала… — Тук-тук.

Ли отвернулся, чтобы дать ей возможность справиться со смущением.

— Все время в крайности кидается, — продолжала Абра, не переставая колотить мясо. — Церковь — значит, обязательно высокая. Священник — значит, не должен жениться.

— По последнему письму это не чувствуется, — вставил Ли.

— По письму не чувствуется, но говорить он говорил. — Стук ножа прекратился. Все юное лицо ее выражало растерянность и печаль. — Знаете, Ли, я ему не пара.

— Что значит — не пара?

— Правда, я не прикидываюсь. Он меня совсем не замечает. Придумал себе идеал и дал ему мою внешность. Но я ведь не такая, я обыкновенная.

— А какая она, идеальная?

— Чистая, как стеклышко. Сплошная добродетель. А у меня полно недостатков.

— У кого ж их нет?

— А меня он совсем не знает, понимаете, и не хочет узнать. Ему идеал нужен, идеал… ангел белоснежный.

Ли растирал сухарь.

— Но он же тебе нравится? Конечно, ты еще совсем молоденькая, но это, по-моему, не помеха.

— Да, он мне нравится, и я хочу стать его женой. Но ведь мне хочется, чтобы я тоже ему нравилась, правда? А как я могу ему нравиться, если он обо мне ничего не знает? Раньше думала, знает, а сейчас вижу — ничего подобного.

— Может быть, ему просто трудно сейчас. Но это пройдет. А ты девочка умная, очень умная. Тебе трудно до идеальной возлюбленной дотянуться? То есть, если хочешь остаться самой собой.

— Я все время боюсь: вдруг он заметит во мне что-нибудь такое, чего в ней не должно быть. Я вот, например, злюсь иногда, или от меня будет пахнуть. И тогда он разочаруется.

— Даст бог, не разочаруется, — сказал Ли. — Да, тяжелая это задачка быть одновременно Пречистой Девой, богиней непорочной и живой женщиной. И от людей на самом деле иногда пахнет.

Абра подалась было к столу, за которым сидел Ли.

— Ли, вот если бы…

— Осторожнее, у тебя мука на пол сыплется, — сказал тот. — Что — «если бы»?

— Я вот о чем подумала… Арон ведь без матери рос, правильно? Вот он и вообразил, что она была самая лучшая женщина на свете.

— Не исключено. И потом ты решила, что он перенес все ее драгоценные качества на тебя, верно? — Абра удивленно смотрела на него, ее пальцы скользили вверх и вниз по острию ножа, словно она пробовала, хорошо ли он наточен. — А теперь ты думаешь: вот если стряхнуть с себя все это.

— Да.

— А если ты ему разонравишься?

— Будь что будет, — твердо сказала она. — Лучше оставаться самой собой.

— В жизни не встречал такого бессовестного человека, как я. Вечно сую нос в чужие дела, а у самого ни на что нет готового ответа, — сказал Ли. — Ты будешь отбивать мясо или нет? А то я сам отобью.

Абра снова принялась за работу.

— Смешно, правда? Еще школу не окончила, а о таких серьезных вещах рассуждаю.

— Правильно делаешь, иначе и быть не может. Смеяться потом будешь. Смех — это зрелость, так же, как зубы мудрости. А смеяться над собой научаешься только во время сумасшедшего бега наперегонки со смертью, да и то не всегда поспеваешь.