К востоку от Эдема

Кейт знала, как относятся к ней ее девочки. Она держала их в страхе, и они до смерти боялись ее. Очень может быть, что они даже ненавидят ее, но это не имеет никакого значения. Имеет значение то, что они целиком полагаются на нее. Если они твердо следуют установленным в доме правилам, то Кейт всегда позаботится о них и заступится в случае чего. При таких отношениях ни к чему ни уважение, ни личные симпатии. Кейт никогда не награждала девочек за службу, но и наказывала редко, только дважды — на третий раз она отказывала провинившейся от места. Девочки знали, что мадам без причины не наказывает, и потому чувствовали себя в сравнительной безопасности.

Кейт обходила свои владения, а девочки изо всех сил старались держаться как ни в чем не бывало. Она знала эти маленькие хитрости и не обращала на них внимания. И все же в этот вечер она не могла избавиться от ощущения, будто рядом с ней, чуть поотстав, ходит Карл.

Миновав столовую, она зашла в кухню, заглянула в ледник. Ногой приподняв крышку мусорного ящика, проверила, чисто ли там. Она проделывала это каждый вечер, но сегодня была особенно придирчива.

Когда Кейт вышла из гостиной, девицы переглянулись, пожимая плечами. Элоиза, болтавшая с темноволосым Джо, поинтересовалась:

— Что-нибудь случилось?

— Да нет вроде. А что?

— Не знаю, нервничает что-то она.

— Из-за чего?

— Ну чего ты прицепилась? — окрысился Джо. Я знать ничего не знаю и тебе не советую.

— Ясненько. Не суй нос куда не надо!

— Понятливая, чєрт тебя побери! Так и договоримся.

— А вообще-то мне нисколечко неинтересно, заявляет Элоиза.

— То-то, — заключает Джо.

Кейт заканчивает обход.

— Я спать иду, — обращается она к Джо. — Не беспокоить — разве что в крайнем случае.

— Я вам не нужен?

— Завари чаю. Элоиза, ты гладила платье?

— Конечно, мэм.

— Непохоже.

— Я поглажу еще, мэм.

Кейт было не по себе. Она аккуратно разложила бумаги по ящичкам стола. Вошел Джо с подносом, и она велела поставить его подле кровати.

Откинувшись на подушки и прихлебывая чай, она пыталась вспомнить, о чем думала. Ах да, Карл! И тут ее осенило.

Соображал Карл — вот оно что! Сэм Гамильтон, хоть и тронутый, тоже соображал. Соображали они — эта мысль внушала страх. Конечно, оба уже умерли, но, может, есть другие, которые соображают. Кейт старалась размышлять здраво.

Допустим, это я откопала пузырьки. Что бы я сама подумала? Что бы сделала? Словно тугим обручем стянуло ей грудь. Зачем их разбили и закопали? Никакого яда в них не было. Тогда зачем их закапывать? Напрасно она это сделала. Надо было в мусорный ящик выкинуть или на Главной улице в канаву бросить. Доктора Уайльда тоже нет в живых. Но он, наверное, вел какой-нибудь журнал. Как теперь узнаешь? Предположим, она сама находит склянки и узнает, что в них было? Разве она не спросила бы у понимающего человека: «Что будет, если выпить кретонового масла?» «А если его давать человеку понемножку, но долго?»

Она бы знала, что ответить на этот вопрос. Найдутся и другие, которые тоже ответят.

«Предположим, разнесся слух, будто одна хозяйка публичного дома, притом богатая, отказала все свое имущество новенькой, а сама вскоре умерла». Кейт прекрасно знала, о чем бы она прежде всего подумала. Что за блажь — прогнать эту дуреху Этель! Ищи теперь ветра в поле. Ей надо было хорошо заплатить, умаслить, чтоб сама осколки отдала. Где они теперь? Сказала, в конверте, но где этот конверт? Разыскать бы паршивку.

Этель, очевидно, догадалась, почему и как ее погнали из округа. Сама-то она тупа, как пробка, но ведь обязательно сболтнет кому-нибудь, а тот сразу смекнет что к чему. Разнесет, балаболка, как заболела Фей и как плохо выглядела, и про завещание разнесет.

Кейт начала задыхаться, от страха по телу побежали мурашки. Надо уезжать, в Нью-Йорк или еще куда. Даже дом можно бросить. Зачем ей еще деньги? И так за глаза хватит. Да, но если она исчезнет, а Этель проболтается какому-нибудь умнику — не будет ли ее отъезд уликой?

Она поднялась с постели и приняла двойную дозу брома.

С того времени ее ни на минуту не покидал страх. Она даже чуть ли не обрадовалась, когда ей сказали, что начавшиеся боли в пальцах — это признаки артрита. Злорадный голос внутри нашептывал, что болезнь — это ей в наказание.

Кейт вообще редко выбиралась в центр, а теперь ей и подавно не хотелось появляться там. Она заметила, что мужчины на улице узнают ее и украдкой оглядываются. Вдруг ей встретится лицо, как у Карла, и глаза, как у Сэма.

Потом она велела сделать пристройку и покрасить ее в серый цвет. Глаза от яркого режет, объясняла она и сама поверила в свою выдумку. Теперь уже ей щипало глаза после каждой вылазки в город. Она буквально заставляла себя раз в неделю выходить из дома.