– Я брата не убивал, – откликнулся Адам и вдруг запнулся на полуслове, возвращаясь мыслями в прошлое.
– Думаю, мои соображения как нельзя лучше подходят к истории Каина и Авеля, – откликнулся Ли. – Ведь она самая известная в мире, так как повествует о каждом из нас. По-моему, эта история, как ни одна другая, полностью раскрывает человеческую душу. Погодите, я сейчас двигаюсь наугад, так что не обессудьте, если мысли моей не хватает четкости. Больше всего на свете ребенок боится оказаться нелюбимым. Страх быть отринутым повергает его в бездну ада. Думаю, каждый человек, в той или иной мере, ощутил, каково быть изгоем. В душе отверженного зарождается злость, которая толкает на преступление в отместку за неприятие, а преступление влечет за собой вину – вот вам и вся история человечества. Исчезни на белом свете отверженные души, и человек стал бы другим. И не было бы столько беснующихся людей. Не сомневаюсь, что тогда пришлось бы закрыть многие тюрьмы. В повествовании о Каине и Авеле кроется корень всех зол. Ребенок, лишенный любви, которой жаждет его душа, пинает ногой кошку и мучается чувством тайной вины. Кто-то крадет, чтобы купить себе любовь за деньги, а кто-то завоевывает мир – и всегда в основе лежит вина, подталкивающая к мщению, которое влечет за собой новую вину. Из всех живущих на земле существ только человек отягощен чувством вины. Постойте-постойте! Вот почему это ужасное древнее сказание не утратило насущности в наши дни. Да оно же раскрывает загадку отвергнутой души, терзаемой чувством вины. Вот вы, мистер Траск, говорите, что не убивали брата, а потом вдруг что-то вспомнили. Не хочу расспрашивать, что именно, но так ли это далеко от истории Каина и Авеля? А вы, мистер Гамильтон, что думаете по поводу моего так называемого «восточного» говора? А ведь я имею отношение к Востоку не больше вашего.
Сэмюэл облокотился на стол и закрыл лицо руками.
– Мне нужно подумать, – сообщил он. – Черт бы тебя побрал, просто необходимо все обмозговать. Хочу разобраться во всем в одиночестве. Может, ты только что разрушил весь мой мир, и что прикажешь строить взамен?
– А разве нельзя воздвигнуть мир, основываясь на принятой истине? – мягко спросил Ли. – Разве, зная причины, нельзя хотя бы частично искоренить беды и безумие?
– Не знаю, черт бы тебя побрал! Ты внес разлад в мою так складно выстроенную вселенную. Взялся за запутанную игру-загадку, да и нашел ответ. Оставь меня в покое. Дай поразмыслить! Твоя фантазия, подобно плодовитой суке, оставила щенят в моем мозгу. Интересно, а что скажет на это Том?! Наверняка станет нянчиться с этим открытием, мысленно поворачивать так и сяк, как кусок свинины над огнем. Адам, очнись. Хватит блуждать мыслями в прошлом.
Адам вздрогнул и, тяжело вздохнув, спросил:
– А не слишком ли просто получается? Всю жизнь опасаюсь того, что на первый взгляд кажется очень уж простым.
– А это отнюдь не просто, – возразил Ли. – Наоборот, очень сложно и запутанно. Однако в конце брезжит свет.
– Кстати, скоро стемнеет, – заметил Сэмюэл. – Досидели до вечера. Я-то приехал, чтобы помочь с выбором имен, а у близнецов их до сих пор нет. Все бродим вокруг да около. А ты, Ли, держись со своими сложностями подальше от нашей сложившейся церковной системы, а не то станешь первым распятым китайцем. Церковники любят разные сложности, но только те, что сами изобрели. Ну, а мне надо собираться домой.
– Назови какие-нибудь имена, – с несчастным видом попросил Адам.
– Из Библии?
– Откуда хочешь.
– Ладно, давай рассуждать. Из всех людей, бежавших из Египта, до Земли обетованной добрались только двое. Хочешь взять их имена для детей как символ?
– Что за имена?
– Калеб и Джошуа.
– Джошуа был военачальником, генералом. Не люблю все, что связано с солдатней.
– А Калеб был капитаном.
– Но не генералом же. Пожалуй, имя Калеб мне нравится. Калеб Траск.
Один из близнецов проснулся и тут же заревел.
– Вот ты и назвал его по имени, – изрек Сэмюэл. – Джошуа тебе не по нраву, так наречем его Калебом. Он у нас самый ушлый, темноволосый. Смотри, и второй проснулся. Что ж, мне всегда нравилось имя Аарон, однако он не добрался до Земли обетованной.
Второй малыш завопил, но в его плаче слышалась радость.
– Хорошее имя, – согласился Адам.
Сэмюэл рассмеялся:
– Ну вот, столько времени переливали из пустого в порожнее, а справились за две минуты. Так, Калеб и Аарон[6], отныне вы принадлежите к людскому братству и наделяетесь правом нести на себе проклятие.
Ли поднял детей с земли.
– А вы их теперь различаете? – осведомился он.
– Конечно, – заявил Адам. – Вот этот Калеб, а тот – Аарон.
Ли взял вопящих детей под мышки и понес к дому. Уже начало смеркаться.
– Только вчера я не видел между ними разницы, – сознался Адам. – Аарон и Калеб.
– Возблагодарим Господа, что наше терпение принесло плоды, – сказал Сэмюэл. – Правда, Лайза предпочла бы Джошуа. Она обожает рушащиеся стены Иерихона. Но Аарон тоже придется ей по нраву, а стало быть, все в порядке. Пойду запрягать лошадку.
Адам проводил его до конюшни.