К вопросу о спасении котиков

— Прямо скажу вам, девочки, ведьма я и лет мне уже сто. Трудно мне сквозь вашу ауру смотреть. Но когда Серёжа у меня ремонт делал… пытался… почуяла я нехорошее. Дайте мне на карантин посмотреть. Там темнее должно быть. Мне сподручней.

Тут я запутался.

Смотреть через концентрированный Свет почти невозможно, да и не нужно. Ничего не различишь, только глаза обожжёшь. На такие случаи у нас другие методы имеются. Живой Свет, как всё живое, дышит… Стою я в прихожей тихо, как мышь мёртвая, тошнит меня, честно сказать, и укачивает, башка разламывается, но слушать — слушаю. Ясно различаю: что-то вроде хрипов в лёгких, как при бронхите. На кого-то в приюте потворено. Может, потворено на сам приют, но так делают редко. Значит, на одну из дев? Серёженьку я без этой сволочной ауры видел, понял бы.

Бабушка тем временем девам поёт что-то в уши. Слов не различаю, и без них понятно: подозрения усыпляет, в доверие входит. Аккуратненько, нежненько, всё как полагается. С чего бы иначе? Не тягаться светлым девам с орденоносной ведьмой, даже втроём с одной.

Вслушиваюсь в дев.

Потворено на ясновидящую.

Точно на неё, хоть на деньги спорь. Бабушка это и слышит сейчас, и видит, не сомневаюсь. Но зачем ей тогда коты в карантине? И что это за ясновидящая, которая не заметила порчи? Бревно она тогда, а не ясновидящая… Неужели потворили на слепоту? Бред! Потворить на слепоту — это уголовная статья. Кому девчонка из кошачьего приюта так поперёк горла, чтобы в тюрьму из-за неё садиться?

— Коля!

Я аж вздрогнул.

— Что?

— Пойдём, — говорит бабушка, — посмотрим на кошечек.

Мне уже самому интересно. Бабушка мимо меня проходит, на пальцы шепчет. Девы на неё смотрят завороженно, вереницей следом идут. Тихие стали, послушные.

И тут Серёженька к ним подходит и за руки трогает, одну за другой. Девы разом заморгали и от бабушкиного наваждения очнулись. «Ну дела, — думаю. — А Серёженька-то непрост. Да кто же он такой?» Не волшебник, ясное дело. Таких косоруких волшебников не бывает.

Кто?

Девы принялись кошек гонять, чтобы в карантинную комнату не забежали. Мы вошли и дверь за собой закрыли. Темно в комнате, только кошачьи глазищи глядят из клеток. Кто-то поднялся, прижался к прутьям, кто-то лежит, едва дышит. Молчат, не мяукают. Меня отпустило немного, тошнить перестало, на том спасибо.

— Стой у двери, — велит бабушка, — отгороди меня, пошепчу немножко.

Стою, забор изображаю. Думаю, что Серёженька точно не волшебник, иначе сам бы давно пошептал. Чары исцеления Светлым легко даются. Но песню бабушкину он развеял, даже не напрягся. Неужели?..

Додумать я не успел. Бабушка умолкла, пальцами задумчиво по решёткам провела.

— Чую, — говорит мне, — слышу и вижу. Неспроста звери болеют. Кто на зрящую Марию слепоту навёл, тот и причина болезни. Но кое-чего понять не могу. Я сначала думала, Коля, что на приют потворено с досады. От кошек ведь запах. Думала, может, довели кого, он и потворил. Но квартира чистая, прибрано всё, хоть и бедно… И что всего удивительней, порча здесь только одна — на Марии. Нет на зверях порчи. Жизнь из них тянут, это правда, а порчи нет… Тут мне твоя помощь нужна, Коля. Профессиональная.

— Что?

Я глаза вытаращил. Бабушка меня от двери отодвинула, выходит и спрашивает дев:

— Много ли умерло у вас кошек?

Девы понурились. Говорят, что немало. Пятерых на радугу проводили.

— Кремировали или закопали?

У дев слёзы на глазах. Кремация, отвечают, денег стоит, а они в долгах как в шелках. Решили, что деньги лучше на живых потратить, а трупики в лесополосе похоронили. Серёженька и хоронил.

Бабушка спину выпрямила и говорит:

— Ведите, показывайте. Надо мне этих кошек спросить кое о чём. Коля — некромаг, он их поднимет.

…Возражать прабабушке вообще очень трудно. Когда её переклинивает — почти невозможно. Это просто опасно. Я поначалу и не собирался ей возражать, думал, пускай бабушка развлекается, жизнь ощущает. Но тут смолчать не смог. Да и девы взвились как ошпаренные. Кошек? Поднимать?! Девы кричат, что это жестокое обращение с животными, а они настрадались. Я ору, что это жестокое обращение со мной, надо мной коллеги смеяться будут. Серёженька руки заламывает. Бабушка стоит как утёс в бурном море. Здоровые кошки вокруг носятся. Дым столбом. Соседи в батарею стучат.

В общем, собрались и пошли все вместе.

На улице дождь льёт. Девы отыскали три зонта. Я в машине долго рылся, свой не нашёл, похоже, оставил дома. Плюнул. Вымокну, не растаю. Девы вручили бабушке зонтик, бабушка потянула к себе ясновидящую и идёт, что-то ей на ухо тихо рассказывает. Ульяна с Нелли под вторым зонтом примостились.

Подходит ко мне Серёженька и зонтом меня прикрывает. Руку тянет. Я его на голову выше. Меня смех разобрал. Смотрю на него сверху вниз и улыбаюсь.

А он мне в ответ улыбается — светло так, будто другу.

Нашёл друга!

— Спасибо вам, — говорит, — Коля, за вашу помощь. Я только спросить хотел: неужели мёртвая кошка о чём-то рассказать может?