– Берите лопаты и начинайте подчищать хвосты. Напоминаю вам поставленную комбатом задачу: мы должны сделать вокруг парка КСП шириной три метра. Когда все будет перекопано, начинайте боронить. Грабли есть. Агапов – старший контролер.
За плугом как раз шел Резинкин, когда Петрушевский задел второй столб уже с другой стороны. Пятиметровая бетонная дура накренилась в сторону колючки. Снова оборвались провода.
Резинкин метнулся в сторону.
– Куда?! – орал лейтенант.
– Петрусь, глуши! – взревел Кикимор. – Урод, весь забор будешь один восстанавливать!
Ефрейтор протянул еще немного вперед. Очередной потревоженный столбик снова удержался в земле, но навис над ограждением под критическим углом. Земля под ним вздыбилась, угрожая разорваться.
– Никому не подходить! – крикнул Мудрецкий.
Дежуривший по парку лейтенант Парижанский снова выбежал из караулки на шум.
– Химики, вы сегодня белены с утра объелись, что ли? Хотите, чтоб меня под суд отдали? – Коренастый лейтенант раззявился по полной программе. – Мудрецкий, ставь броню на место, пока вы друг друга не передавили, вашу мать.
Петрусь вылез из брони и хотел было по-тихому слинять. Но куда там! Герою дня приготовили прием.
Кикимор ухватил ефрейтора за шиворот.
– Куда пошел? Отдыхать? Иди копай, жопа! Ты чего тут наворочал?
Подоспел Мудрецкий.
– Отставить. Ефрейтор, вы в первый раз за рычагами?
– Я же как лучше хотел. Еще бороздочку бы прошли. Все меньше копать.
На пятачке, рядом со стояночным местом брони номер 84, собрался весь взвод. Никто ничего не говорил. Каждый ощущал, как впухает в ситуацию все больше и больше.
Тут накренившийся столб подумал-подумал, да и упал на заграждение, повалив несколько деревянных столбов с закрепленной на них колючкой.
Парижанский подошел и похлопал Мудрецкого по спине.
– Все. Готовьте мудя к раздаче. Сегодня вечером комбат кастрирует весь взвод.
Мудрецкий разозлился.
– Нечего стоять! – недуром выкрикнул он. Солдаты таким злым своего взводника еще не видели. – Столб к дороге! Колючку восстановить!
Перед ужином Стойлохряков приехал на своем «Ауди-100» проверить, как идут дела.
Лейтенант скомандовал: «Становись!» Но так как люди работали в разных концах парка, собрать всех удалось не сразу.
Фрол, топая рядом с Простаковым, с тревогой слушал беспокойный глубокий бас комбата. Пока слов не разобрать. Но явно подразделение на промывании. Леха успел выспаться в кустах, благо работали по тыльной стороне вплотную с палисадничком, и ничем не выдавал собственного беспокойства.
– Слышь, орет как, – до поворота оставалось несколько метров. – Может, повременим? – советовался Фрол.
– Нечего. Когда всех вместе трахают, то не страшно, а главное, не обидно.
Парочка вяло выплыла из-за угла.
– Бегом! – тут же рыкнул комбат. Уже весь взвод стоял вытянутым в тетиву и впитывал в себя речь подполковника.
Простаков встал сразу после сержанта Батракова, а Фрол пробежал на свое место перед Бабой Варей.
– Химвзвод, вы хотите, чтоб я снова стал майором, да? И поехал в Сибирь?
Резинкин глядел на лейтенанта и понимал, что, начни сейчас доктора Мудрецкому вырезать аппендицит, он ничего не почувствует. «Пиджак» пребывал в трансе. А тачка у комбата ничего. Серебристый металлик. Резина новая. Явно брал в Германии.
– Рядовой!
Витек вздрогнул и посмотрел на комбата.
– Мне в глаза надо смотреть, урод. В общем так, мужики. Вы не обижайтесь, но после ужина снова сюда. Завтра утром я хочу проснуться и увидеть готовую КСП. Если нет, – он повернулся к лейтенанту, – ваш командир отправится воевать. Пришла разнарядка на дивизию. Шутки кончились.
Затраханные и озверевшие химики молча ввалились в столовую, молча пожевали и молча вышли.
Снова в парк. Готова только полоса шириной два метра, да и то не до конца. Распределились, взялись за лопаты.
Мудрецкий сидел в курилке, смолил, повесив голову. Через час стемнеет. Что делать? Стоящие рядом столбы они благополучно посносили.
– Товарищ лейтенант, можно предложение высказать?
Простаков – здоровый, а тихо ходит, даже в сапогах.
– Ну.
– Лошадь надо. Помните, женщина, у которой плуг брали, сказала, что у соседей лошадь есть.
О Маше он помнил. Еще не улеглось волнение в груди.
– Лошадь тебе, Простаков, никто не даст. Потом, как с ней обходиться?
– Баба Варя, рядовой Бабочкин, был конюхом у себя в деревне.
– Или завтра воевать, или чему быть, того не миновать.
– Чего? – Простаков не расслышал.
– Кто хорошо село знает? Колхозные лошади есть?
– А чего там-то не попробовать?
– У частника лошадь ты со двора не выведешь. Она хозяина знает.
– Лошадь не корова, с ней договориться можно, – из-за левого бедра Простакова показался маленький Бабочкин. – Но лучше колхозную, это так. Сахар надо. Или морковку.
– Где я тебе по весне морковку найду? – Мудрецкий поежился, начинало холодать. Почесывая бывший аспирантский лоб, командир молчал. – Сахар свой возьму. Где Резинкин? Пусть заводит. Лошадь, так лошадь.