К. Р. Баловень судьбы

Всеобщее настроение – бить турок! – разделял и великий князь Константин. Его волнует сейчас лишь одно: отец может не отпустить его из-за молодости защищать братьев-славян. А ему так хочется отправиться с экипажем к театру военных действий на Дунай! 28 мая юный моряк записывает в дневнике: «Я решился тогда с револьвером прийти к папа и застрелить себя в случае отказа». Но все же он надеется на родительское понимание и уступчивость и отправляет отцу телеграмму с просьбой разрешить ему ехать в армию под командование адмирала Ф. Дубасова. Великий князь Константин Николаевич уже получил извещение от командира «Светланы» о страстном желании сына, и пишет Костюхе ответ:

…Я отсюда, из Петербурга, ни разрешать, ни запрещать не могу. Храни тебя Господь. Посылаем тебе наше родительское благословение и молимся за тебя. Помни, какая кровь у тебя течет в жилах.

19 июня фрегат «Светлана» вошел в порт Кронштадта. Моряки воочию увидели ликование соотечественников. Представители буквально всех слоев населения были уверены: не пройдет и месяца, и магометане будут разгромлены! Древняя Византия возродится, как птица Феникс, из пепла, и на прекрасном куполе Святой Софии засверкает, как прежде, святой крест. Это общее мнение усиливалось многократно благодаря тому, что сам император, покинув в начале войны Санкт-Петербург, приказал обустроить свою Ставку в прифронтовой полосе.

Во всех крупных городах России возникали Славянские комитеты, члены которых делом чести считали собирать пожертвования для коренного населения Балкан. В их задачу входило также отправление русских добровольцев на фронт. Идти в бой против неверных призывали лучшие люди земли русской. Вот что писал в те дни замечательный русский писатель Иван Аксаков:

Настоящая война – дело не только чести, но, что всего важнее, и совести народной… эта война праведная, эта война – подвиг святой, великий, которого сподобляет Господь Святую Русь.

Что уж говорить о молодых моряках фрегата «Светлана» – они рвались в бой, чтобы освободить от турецкого ига братьев-славян! И император Александр II пошел им навстречу. Мог ли юный Константин остаться в стороне, не отправиться громить турок?

Наконец ему удалось получить напутствие отца – чтобы он «держался товарищей, не отставая от них, и жил с ними». Значит, он все-таки отправится на войну! 22 июня 1877 года в дневнике юного великого князя появляется ликующая запись:

Боже мой, как я недостоин всего счастья, что так обильно сегодня на меня сыпалось… Скажу прямо, я отправляюсь со всеми светлановцами на Дунай.

Экипаж покинул российский берег 4 июля.

…В ночь со 2 на 3 октября 1877 года мичман Константин Романов отличился в бою под Силистрией. Турки, используя деревянные суда, готовили переправу на румынский берег. Перед русскими моряками была поставлена цель – сорвать замысел противника, поджечь суда турок.

Великий князь детально описывает, как создавалось поджигающее устройство – брандер. Кстати, понятие это в ту пору было широко известно и частенько употреблялось в переносном смысле – «пустить брандера». Имелось в виду «наделать шума». Для выполнения же задачи, данной морякам командованием, нужен был небольшой деревянный ящик, который следовало набить стружкой вперемешку с бумагой, пропитать все это керосином, смолой или каким-то другим легковоспламеняющимся материалом. Далее наступала очередь длинного фитиля, один конец которого следовало прикрепить к ящику, а другой, обернутый стружкой, воткнуть в коробочку с двойным ружейным зарядом. При выстреле фитиль загорится, и брандер будет подожжен.

Но под Силистрией обычных ящиков в нужном количестве не оказалось. Вместо них находчивые моряки использовали старые лодки разных размеров, которые были осмолены внутри и снаружи. Их на совесть пропитали керосином. Будут же турки знать наших!

Великий князь Константин не отставал от товарищей. Сам удивлялся – откуда сноровка такая взялась? Словно век пускал брандеры. Руки сами делали все, что нужно. Он ловко спустил брандер, взятый на буксир катером «Птичка». И вот турецкий пароход, стоявший для наблюдения у острова Гоппо, загорелся! Ликованию мичмана и его друзей не было предела…

Вскоре на стол начальника морских команд на Дунае лег рапорт адмирала Федора Дубасова, в котором было написано: