К. Р.

Очарованный красотой Черногории и почувствовавший в ней близкую России душу, К. Р. написал стихотворение, посвященное Князю Николаю I и его родине:

О, Черногория! Чьи взоры

Не очаруют, не пленят

Твои заоблачные горы

И бездны пропастей? Чей взгляд

Не залюбуется красою,

Сынов воинственных твоих,

Лиц загорелых прямотою

И одеяньем дней былых?

…

О, Черногория! Невольно

Благоговеешь пред тобой,

И сердцу сладостно и больно

С твоей знакомиться судьбой.

Со дня, как средь Коссова поля

В честном бою схоронена

Славян утраченная воля,

Три целых века ты одна

Блюла на изумленье света

Свободу родины своей…

…

Где кровь твоя лилась ручьями,

В сердца твоих прибрежных сел

Вцепился жадными когтями

Двуглавый Австрии Орел…

Но близок день освобожденья:

Сознав грехи былых годов,

Их промахи, их заблужденья,

Мы сбросим гнет твоих оков.

Недаром с высоты Престола

Был голос Белого царя

И грому вещего глагола

Внимали суша и моря.

Недаром голос Государя

Вещал грядущему в завет,

Что черногорцев Господаря

У нас вернее друга нет.

Свети же нам во мрак сознанья

Все ярче царственный глагол,

Лишь на вершинах гор сиянье,

Еще во тьме глубокий дол.

О запылай и над равниной

Объединения заря!

Славянство, слейся воедино,

Любовью братскою горя!

(«Черногория», Цетинье – Петербург, 23 февраля 1899)

Константин как своеобразный отчет о поездке вручил стихи Николаю П. Государь внимательно их прочитал.

– Костя, стихотворение мне нравится. В нем есть печальная история славянства. Разрешаю преподнести его Князю Николаю. Обязательно отправь в Черногорию.

– Я хочу включить его в свой новый сборник.

– Не могу тебе этого позволить. Стихотворение надо отложить – покуда жив нынешний Император австрийский. [56]

Константин Константинович был огорчен. Этот год у него прошел под знаком вдохновения. Закончил перевод «Гамлета», составил комментарии. Написал семь стихотворений. Выиграл конкурс, объявленный Академией наук в честь столетия со дня рождения Пушкина. «Черногория» была бы неплохим дополнением ко всему сделанному в этом успешном году.

Да, поэт в нем огорчился.

* * *

Он даже не предвидел того, что его еще ожидает. Великий князь Владимир Александрович, главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа, пригласив Константина к себе, неожиданно в упор спросил:

– Кого ты знаешь, кому можно сдать твой полк?

По сути Константину Константиновичу предлагалось уйти с должности командира Преображенского полка. Великий князь был огорошен и внутренне возмущен.

Да, он знал о своих недостатках, понимал, что никогда не научится быть строгим командиром. Знал, что будет всегда внимательным, исполнительным, но взыскательным – никогда. «Это не по мне».

Он помнил разговор, прямой, начистоту, с искренним и любящим его Павлом Егоровичем Кеппеном. В своих предостережениях Кеппен был глубоко прав. Действительно, получалось так, что не он, Константин, командует полком, а полк командует им. Его полковой адъютант, юный двадцатидвухлетний подпоручик Миркович читал ему нравоучения, и он им подчинялся. Мешали неумение одернуть, застенчивость, боязнь излишней строгости и грубости. Сколько раз ему приходилось видеть непорядок в одежде солдата, неправильное отдание чести, неверно написанный рапорт, развязность офицера, и он, командир полка, чтобы не показаться занудливым и придирой, не делал замечаний.