К. Р.

Возвращаясь в Потешный через большие залы Кремлевского дворца, он увидел, что кавалергарды под командованием своих офицеров уже выстраиваются у дверей на выходах из зала в зал. В одном из залов он встретил командира наряда штаб-ротмистра маркиза Паулуччи. Оказалось, кавалергарды еще в три часа ночи были доставлены в помещения кремлевского арсенала для переодевания в парадную форму. Большинство из конногвардейцев надевали ее впервые, а без посторонней помощи здесь было не обойтись. Лосины, например, натягивались мокрыми, только высохнув на теле, они приобретали нарядный вид. Маркиз рассказал об одном происшествии, которое представило Императрицу Марию Федоровну внимательным и заботливым шефом полка. В коронацию 1883 года как-то не задумались о том, что кавалергарды будут находиться в Кремле и стоять в нарядах с трех утра до четырех-пяти часов дня. Нижние чины все это время оставались без пищи, и с некоторыми случился голодный обморок. Вчера Мария Федоровна поинтересовалась у командира полка Гринвальда, накормлены ли ее кавалергарды. После этого командование срочно договорилось с дворцовым ведомством и полку было отведено специальное помещение, куда доставили пироги с рисом и даже бочонки с красным вином. Там же дежурили и полковые врачи.

Вернувшись домой и переодевшись в парадный Преображенский мундир, Великий князь проделал обратный путь к Красному крыльцу. Ровно в семь часов загудел колокол Ивана Великого и начали салютовать пушки с Тайницкой башни. Константин Константинович механически стал считать залпы – двадцать один. Московские колокола подхватили эстафету Ивана Великого и наполнили город праздничным перезвоном. В таинственной глубине голубых небес с пронзительным криком носились ласточки, обещая первый жаркий весенний день. Войска уже построились, трибуны были заполнены до отказа. Люди стояли так плотно, что видны были только головы, целое море голов. В восемь часов Великий князь уже был в парадной гостиной Большого Кремлевского дворца. Здесь собирались члены романовской семьи и иностранные принцы. Без четверти девять двери растворились, и в зале появилась Императрица Мария Федоровна. На лице ее не было ни радости, ни торжественности. Напротив, корона и яркая порфира совершенно не ладили со страдальческим выражением ее прекрасного лица: вдовствующая Императрица напоминала разубранную жертву перед закланием. У Константина Константиновича защемило сердце: с таким лицом она может испортить весь праздник. Он мысленно посылал ей сигналы: пожалуйста, возьми себя в руки, думай о сыне, чтобы Бог дал счастье ему и России. Императрица кивком головы поприветствовала всех и никого в отдельности и направилась в Успенский собор.