Когда Константин возвращался в Россию, в родных северных краях еще лежал в полях снег. Снег кое-где оставался и в Петербурге, хотя весной уже веяло отовсюду. В Александровском саду показалась тоненькая зеленая трава. Хотелось за город, в Павловск или Стрельну. Но в полку – смотры, на Женских курсах – экзамены, у Академии – свои проблемы.
По возвращении Великий князь послал за Леонидом Николаевичем Майковым и предложил ему стать вице-президентом Академии наук. Л. Н. Майков – ученый-филолог, библиограф и этнограф, издатель собрания сочинений К. Н. Батюшкова, биограф и издатель А. С. Пушкина, академик – давно привлекал его внимание как президента Академии. Как только появилась вакансия, Константин Константинович предложил ее Леониду Николаевичу. «Он очень доволен, и я тоже», – оставил Великий князь запись в дневнике.
С Ники Константин встретился у Государя в Гатчине на своем дежурстве. Их Величества пригласили Константина к чаю. За столом собралось много народу. Когда все покинули императрицыну гостиную, Дагмара оставила Константина у себя.
– Костя, ты видел Сергея? – спросила она каким-то напряженным голосом.
– Видел, мы хорошо и приятно поговорили.
Дагмара молчала. Лицо ее было сердито.
– Минни, что случилось, на кого ты гневаешься? – Константин ласково взял ее за руку.
Она высвободила руку и отошла к окну.
– Это длинная история, – сказала глухо, – только тебе могу рассказать. Ники влюблен. В сестру Эллы, жены Сергея. Зовут ее Аликс Гессен-Дармштадтская. Ники сам мне признался в своем чувстве.
– И что же вы с Сашей? – заволновался Константин.
– Мы разрешили ему провести о женитьбе переговоры, если к тому встретится случай при поездке за границу.
– Но случая не встретилось?
– Да, не встретилось. Тогда Ники спросил Эллу, согласилась бы ее сестра принять православие и стать его женой.
– Ну и что сказала Элла? Они ведь с Сергеем, кажется, ездили в Дармштадт…
– Да, Ники получил от Эллы письмо из Дармштадта, что ее сестра колеблется. Но если Ники немедленно приедет, то, возможно, всё уладится.
– Но это чревато…
– Вот именно! Мы с Сашей не отпустили Николая. Ведь если бы Алике отказала, то он перед всеми европейскими дворами оказался бы в неловком положении.
– Вас можно понять…
– А вот Сергей понял иначе: написал грубое письмо, обвиняя Ники в трусости, малодушии, отсутствии воли и Бог знает в чем… Но ведь Николай – наследник российского престола, а не губернатор Москвы, как Сергей! – Дагмара была вне себя.
Константин успокаивал ее, говоря обычное: «Всё образуется», но сам думал о том, что Алике, когда она приезжала в Россию, ему не понравилась и хотелось бы кого-то получше для милого Ники.
Они сидели в тихой гостиной. За окнами давно стемнело. Шел снег, и деревья бились на ветру в окна. Константин смотрел на свою Царицу, все еще стройную и тонкую. В сумерках бледнело совсем молодое ее лицо. Но это были сумерки, и она говорила о взрослом сыне…
Вечером в тот же день, 4 ноября 1893 года, он занес в дневник: «Я прямо от Императрицы и под свежим впечатлением спешу записать все, что с необыкновенной и глубоко трогающей меня доверчивостью она мне говорила. Я никому не могу пересказать ее слов, но вверяю их дневнику, ключ которого всегда при мне…»
На следующее утро Великий князь возвращался из Гатчины в вагоне Ники. Они дружелюбно говорили обо всем на свете. Но Константину было почему-то неловко, что он знает сердечную тайну Цесаревича, а тот об этом даже не подозревает.