В зале, как никогда, царила приподнятая, торжественная, в чем-то даже величественная атмосфера. Все двигались в замедленном ритме, будто готовили себя к священной теме предстоящей мистерии.
Раздалась увертюра. Благозвучная, широкая. Как гимн, торжественная. Ее звуки усилила хоровая стихия. Медленно начал подниматься занавес Эрмитажного театра, за ним открылся другой, созданный в теме мистерии. Даже сегодня сказали бы, что это чистый модерн! На густо-красном мрачном фоне занавеса, как молнии или тернии того жуткого венца, который описывал К. Р. в своих примечаниях, змеились зигзаги и изломы черного, как запекшаяся кровь, цвета. За этим занавесом, предвестником трагедии, слышались шум, крики, возгласы. Они были радостными — народ Иерусалима встречает Христа Спасителя!
Занавес, мрачный и тревожный, вдруг ушел в землю (находка Арбатова: занавес не раздвигался и не поднимался — он падал). И зритель ослеплен югом, солнцем, синевой небес, красками нарядов толпы. «Стены иерусалимских домов из крупных серых камней, крутые изгибы улиц, зелень растений — словно бы сошли со страниц старинных альбомов, — передавали увиденное рецензенты. — Картина была жизненной и пленяла художественной достоверностью. Зал чувствовал, что за этой толпой, уже совсем рядом в Иерусалим вступает Христос».
Когда рассеется толпа, на сцене останутся сторонники и враги Иисуса. И среди них — Иосиф Аримафейский. Начнется спор, который закончится для Сына Божия Голгофой. Зритель запомнит мягкий, грустный голос, величавые неспешные движения, раздумья о предстоящем и силу веры в слова казненного Учителя — так играл автор драмы, Константин Романов, своего героя Иосифа Аримафейского.
Спектакль закончился в час ночи. Занавес упал последний раз, но зал молчал. Казалось, еще доносятся звуки бичевания Христа — Глазунов соединил симфоничность с ясностью и доступностью музыкального восприятия. Аплодисментов не было — все почувствовали, что театр в это вечер стал храмом, а в храме нет места аплодисментам.
Многие говорили, что почувствовали себя так, словно прожили часть жизни в земное время Христа. Это же чувствовал и Николай II, человек религиозный и впечатлительный.
Конечно, нельзя здесь не сослаться на впечатление о спектакле верного и надежного Анатолия Федоровича Кони: