К отцу своему, к жнецам

Наконец обращаются к египетским деяниям и, приведя слово Псалмопевца: «Произвела земля их жаб в покоях самих царей»: не только в полях, – прибавляют, – но, дабы тяжелее была казнь, и в покоях, то есть в тайных чертогах, самих царей, которые могли отвести от себя все прочие невзгоды, но не эту. – Следовало, скажешь ты, не оставлять их без поучения, но дать истолкование этого псалма: именно, что земля сама обратилась в жаб, столь многочисленных, что подобает говорить гиперболически, что они были даже в чертогах царей, или же – что под жабами здесь понимаются люди пустые и кичащиеся своей многоречивостью, коим благоволят владыки и пускают их к себе, дабы насладиться их суесловием и напитаться заблуждениями. – Но боюсь, не услышали бы они меня, без меры упоенные своим воображением и зачарованные зрелищами призрачных страхов. Иные же среди них подлинно боятся Божьего гнева и, приближаясь ко мне со скорбью и трепетом: «Отец, – спрашивают, – чем мы согрешили и как нам надеяться на милость?» Я же, видя искреннюю их ревность и благословляя этот чудесный случай – подлинно, мои обычные речи не сильнее на них действовали, чем рыба эта, оказавшаяся на заветном пороге, – стремлюсь утешением возвеселить их душу и говорю: вот час для обращения; оставим же вслед за Иосифом ризу, вслед за Петром – мрежи, мытницу – вслед за Матфеем, за Иоанном – плащаницу, за евангельским мужем – погребение отца, кувшин мирской похоти – за женою самарянкой, да услышит нас Господь и пламень тщеславия и любопытства, прибитый слезами раскаяния, угасит росой божественного милосердия. Аминь.

11

19 января

Досточтимому и боголюбезному господину Евсевию Иерониму, пресвитеру Вифлеемскому, Р., смиренный священник ***ский, – по служению доброго сына стяжать наследие всеблагого Отца

Кому нещадный Марс в широком поле, кому пара быков и плуг на отеческой ниве, кому тяжба с Фортуной в морских волнах, а нам нет дела забавнее и забавы неотложнее, чем мертвая рыба, которую мы вращаем на устах своих и в сердце, хотя она давно из наших рук ушла на кухню и не вернется оттуда вновь. Останови, прошу тебя, все те насмешки, укоры, все бичи сатирические и трагические клинки, которые, подозреваю, ты уже на нас приготовил и занес! Сам я готов присоединить свой голос к твоему негодованию и, думаю, прибавил бы несколько доводов и уподоблений, если бы не стоял на арене, где совершаются эти игры. Впрочем, изложу дело по порядку, а пустошь, которой наполнится мое письмо, извиню тем, что и философу потребен отдых, и Гераклит смотрел без негодования на ребяческие потехи. Рыба, пойманная под дверью, отправляется,

провождаема сонмом священным,