К морю марш вперед!

– Ступай к Дарье, – сказал я ему. – Она тебя перевяжет. А то кровью изойдешь.

Тот согласно кивнул и с помощью другого лакея, который внешне выглядел целым и невредимым, заковылял к карете, превращенной моей дочкой в импровизированный пункт первой медицинской помощи.

Статс-дамы императрицы были хотя и напуганы до смерти, но тоже целы. Во всяком случае, несколько неглубоких порезов от осколков выбитого пулями стекла я не посчитал серьезными ранениями.

Сзади я услышал стоны и мужские голоса. К карете кавалергарды принесли на руках двух своих раненых. Один был тяжелый – пуля угодила ему в живот. Тут ему даже моя Дашка ничем не могла помочь. Второй держался браво, хотя бандитская пуля отсекла ему два пальца на левой руке, и кровь обильно стекала на землю.

Дашка, закончив перебинтовывать лакея, с треском вскрыла очередной индпакет и, подойдя к раненному в руку кавалергарду, начала умело перебинтовывать ему кисть.

Раненный же в живот протяжно застонал, а потом вытянулся, словно по стойке «смирно». Глаза его остекленели, дыхание остановилось.

– Умер, – хмуро произнес поручик. – Царствие ему Небесное.

Он снял с головы треуголку, а потом, немного подумав, и парик. Им он, словно платком, вытер потное и грязное лицо.

– Господин поручик, – сказал я ему. – Раненым мы окажем помощь, мертвым же никто и ничто уже не поможет. Надо послать кого-нибудь порасторопней в Петербург, чтобы доложить о случившемся государю. Самое главное – ему следует сообщить, что императрица жива и невредима.

Поручик кивнул, снова напялил на голову серый от пыли парик и треуголку и направился к своим подчиненным. Вскоре раздался конский топот. Пригнувшись к гриве коня, один из кавалергардов помчался в сторону Царского Села.

Тем временем вернулся с обхода Сыч, подгоняя пинками две понурые личности в окровавленных одеждах со связанными руками.

– Значит так, Алексеич, – сказал он. – Мы имеем в наличии восемь «двухсотых» и троих «трехсотых». Скажу сразу – один из раненых скоро отправится в ад, где ему самое место. А вот эти двое засранцев вполне транспортабельны. Раны легкие, я бы на них даже перевязочный материал не стал тратить.

– Ты хоть узнал, кто они и откуда? – спросил я Сыча. – А то, не ровен час, они от страха загнутся.

– Как я понял, компашка, напавшая на нас, больше похожа на Ноев ковчег – каждой твари по паре. Эти два «храбреца» – поляки. Но среди гордых шляхтичей оказалось несколько французов, один итальянец и один англичанин. К сожалению, британца мы пристрелили, а макаронник успел слинять. В общем, надо пленных доставить в Кордегардию, где ими вдумчиво займутся наши «заплечных дел мастера».

– Так-то оно так, – кивнул я, – но нам все же следует дождаться подкрепления. Я попросил поручика отправить кавалергарда в Петербург. Думаю, что как только императору станет известно о нападении на кортеж его августейшей супруги, он тут же помчится ей на выручку.

– Хорошо, – кивнул Сыч. – А пока давай займемся проведением первоначальных следственных действий. Ты меня прикроешь в случае чего, а я пороюсь в карманах убиенных. Глядишь, и найдем нечто интересное и полезное, что позволит потом повязать всю их шайку-лейку…

8 (20) июня 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Василий Васильевич Патрикеев, журналист и историк

Не хотел бы я еще раз увидеть императора Павла во гневе. Зрелище не для слабонервных.

– Как! Рядом с моей столицей вооруженные злодеи напали на мою супругу и моих друзей! Это просто… – тут император задохнулся от возмущения, и лицо его побагровело. Мне показалось, что его может хватить удар, и я громко прокашлялся, отвлекая внимание Павла от стоявшего перед ним навытяжку бедняги Аракчеева.

– Извините, Василий Васильевич, – сказал он, справившись с приступом бешенства. – Я благодарен вашим людям, которые сумели дать отпор негодяям, посмевшим поднять руку на императрицу. Все те, кто вел себя достойно, будут мною награждены. Так им и передайте.

– Ваше величество, – я поймал благодарный взгляд Аракчеева и постарался переключить внимание царя на себя, – старший лейтенант Совиных захватил двух относительно целых злоумышленников и тщательно их допросил.

– И что они сказали? – Павел повернулся ко мне и, словно охотничья собака, сделал стойку. – Кем они оказались, и кто велел им напасть на императрицу и сопровождавших ее людей?

– Они долго не хотели ни в чем сознаваться. Пришлось применить к ним… Гм… Особые методы допроса, – я осторожно взглянул на самодержца, который недолюбливал эти самые «особые методы». Но Павел лишь слегка поморщился.

– В общем, выяснилось, что эти двое – поляки, участники мятежа Костюшко. Они были прощены вами, государь, но тем не менее не прекратили гадить России и русским где только можно. А вот кто их послал… Тут все гораздо сложнее. С их слов, они точно не знают, от кого именно поступил приказ напасть на кортеж императрицы. Главарь, который знал намного больше, чем они, был убит Сычом, простите, старшим лейтенантом Совиных.