К югу от мыса Ява

Прошло немногим более двух часов, как последние из носильщиков вступили в кампонг Трики — скрытую джунглями деревню. Худосочные, небольшого роста люди оказались на удивление крепкими и выносливыми и преодолели путь без единой передышки или передачи груза другому.

Вождь Трика оказался человеком слова. Деревенские старухи промыли и обработали гноящиеся раны, покрыв их холодными, успокаивающими мазями, приготовленными по неким таинственным древним рецептам, наложили сверху большие листья и закрепили все это при помощи полос хлопчатобумажной ткани. Затем их накормили, и накормили великолепно: курятина, черепашьи яйца, горячий рис, салат из креветок, ямс, сладкие вареные коренья и вяленая рыба были выставлены перед ними. Но чувство голода давно притупилось в них под каскадом обрушившихся невзгод, и они лишь из уважения к хозяевам притронулись к обильному угощению. Кроме того, сильнее голода была потребность в сне. Не было ни постелей, ни гамаков, — лишь циновки из волокон кокоса на чисто выметенном земляном полу хижины, показавшиеся сущим раем для людей, забывших о нормальном, полноценном сне. Они уснули, как мертвые.

Николсон проснулся среди спокойствия ночи: ни болтовни обезьян, ни криков ночных птиц, — никаких звуков вообще. Только тишина и темень, да две коптящие масляные лампы внутри хижины, свисающие с врытых около входа жердей.

Николсон проспал бы много дольше, но острые, мучительные покалывания в шею резко разорвали пелену сна. Окончательно проснувшись, Николсон увидел японский штык, приставленный к его горлу.

Штык был длинным, острым и уродливым. Маслянистая поверхность его зловеще поблескивала в мерцающем свете, разделяясь по всей длине зазубренным желобком для стока крови, с расстояния нескольких дюймов казавшимся огромным металлическим рвом. В воспаленном полусонном мозгу Николсона мелькнула кошмарная череда массовых расстрелов и захоронений, и сквозь них его непонимающий взгляд завороженно заскользил вверх по блестящей поверхности штыка, стволу винтовки, загорелой руке, державшей оружие, перекинулся на серо-зеленую униформу с ремнем и наконец остановился на лице, кривившем губы в улыбке, более походившей на звериный оскал вкупе с налитыми кровью маленькими свинячьими глазками под козырьком фуражки. Заметив, что Николсон проснулся, японец оскалился еще больше, обнажив ряд длинных зубов.

Одновременно острие штыка впилось в горло, отчего нахлынула тошнота, а свет ламп стал меркнуть.

Постепенно зрение вернулось к Николсону. Стоявший над ним человек, — а это был офицер, судя по висевшему у него на бедре мечу, — не шелохнулся, продолжая держать штык у его горла. Мучительно медленно, стараясь не шевелиться, Николсон обвел глазами хижину и снова почувствовал тошноту, уже от горькой безысходности, подступившей почти физической волной отчаяния. Его сторож отнюдь не был единственным в хижине. По меньшей мере, их насчитывалось около дюжины, вооруженных винтовками и штыками, направленными на спящих мужчин и женщин. Николсон смутно подумал, что всех его товарищей убьют во сне, но не успел даже содрогнуться от этой мысли, как нависшую тишину прервал стоявший над ним офицер.

— Об этой мрази ты говорил? — Его английский отличался беглостью образованного человека, обучавшегося языку у людей, для которых он не был родным. — Это их вожак?

— Да, это он, — раздался безучастный и отрешенный голос скрытого за дверным проемом Телака. — Он командует отрядом.

— Так, значит, он? Говори же, ты, английская свинья! — Офицер нажал штыком на горло Николсона. Старший помощник почувствовал, как кровь медленной, теплой струйкой стекает за воротник. Сначала он хотел сказать, что главный здесь капитан Файндхорн, однако тут же понял, сколь несладко придется лидеру, а капитан Файндхорн вряд ли был в состоянии вынести дальнейшие муки.

— Да, отрядом командую я, — проговорил Николсон голосом, самому показавшимся хриплым и натужным. Он прикинул шансы на то, чтобы выбить штык из рук офицера, и быстро осознал всю бессмысленность этой затеи — в хижине находилась дюжина других, готовых пристрелить его при первой возможности. — Уберите эту чертову штуковину от моей шеи.

— Ах, конечно! — Офицер убрал штык, отступил на шаг и ударил Николсона ногой чуть повыше почки. — Капитан Ямата, к вашим услугам, — вкрадчиво сообщил он. — Офицер японской армии его императорского величества. В будущем выбирайте выражения, говоря с японским офицером. Вставай, свинья. — Он перешел на крик: — Ну-ка, всем встать!

С тошнотворным головокружением Николсон медленно поднялся на ноги. Остальные также, шатаясь, вставали.