К югу от мыса Ява

— По чьему приказу? — безжалостно продолжал Файндхорн.

— По приказу капитана Сайрена. — Человек теперь со страхом смотрел на Сайрена. — Меня за это убьют.

— Возможно, — безразлично сказал Файндхорн. Он сунул «кольт» в карман и подошел к Сайрену.

— Интересная информация, не так ли, капитан Сайрен?

— Этот человек дурак, — презрительно сказал Сайрен. — Любой, если к лицу его приставить пистолет, скажет все что угодно.

— В баковой надстройке находились британские солдаты, — возможно, ваши соотечественники. Два десятка, может быть, две дюжины — я не знаю. В любом случае вы не имели права оставлять их взаперти и бежать с тонущего и объятого пламенем судна на единственной шлюпке.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Выражение загорелого лица Сайрена никак не изменилось, однако голос стал более осторожным.

— Кроме того, более двадцати человек находилось на юте. — Сайрен явно не рассчитывал на столь сильное внимание капитана Файндхорна к своей персоне. — Раненые, умирающие, женщины и один маленький ребенок.

На этот раз Сайрен промолчал. Его лицо оставалось бесстрастным, лишь глаза едва заметно сузились. Но когда он заговорил, голос звучал с тем же высокомерным безразличием.

— Чего вы надеетесь добиться этой болтовней, капитан Файндхорн?

— А я не надеюсь. — Морщинистое лицо Файндхорна приобрело зловещее выражение. — Это не вопрос надежды, Сайрен, это вопрос уверенности — уверенности, что вам предъявят обвинение в убийстве. Утром мы допросим в отдельности каждого члена вашей команды и закрепим их показания их же собственными подписями в присутствии нейтральных свидетелей из моей команды. Я лично прослежу за тем, чтобы вы прибыли в Австралию в целости, сохранности и добром здравии. Суд над вами будет справедливым, капитан Сайрен, но он не продлится долго. Приговор за убийство, конечно же, всем хорошо известен.

Впервые с лица Сайрена спала маска безразличия, и его темные глаза подернулись пленкой страха. Однако Файндхорн этого не видел: он уже покинул салон и поднимался по сходням на стонущий мостик «Виромы».

VI

Безветренный и безоблачный рассвет, озаривший утреннее восточное небо переливчатым перламутром, «Вирома» встретила почти на полпути к проливу Каримата. Большой танкер шел на полной скорости, выпуская из трубы стелившийся по корме голубовато-прозрачный дым и сотрясаясь крупной дрожью всеми задними палубами, когда Каррадейл, старший механик, запустил двигатель на предельную мощность.

Бушевавший ночью тайфун закончился, неистовый ветер утих, как будто его и не было. Но покрытые пятнами соли палубы и верхние надстройки и сильная зыбь, которая не утихнет еще много часов, напоминали о прошедшей ночи как о кошмарном сне. Когда же она безраздельно господствовала над морем, то отнюдь не казалась сном. Особенно — капитану Файндхорну, вынужденному вести кренившийся, болтавшийся из стороны в сторону танкер сквозь огромные волны и циклонический ветер час за часом, думая лишь о том, чтобы пройти как можно большее число миль, отдаляющих танкер от Сингапура, дабы, когда наступит новый день и они станут видимы неприятелю, судно оказалось на максимально возможном удалении от острова.

Как это всегда бывает в открытом море, на этой широте, солнце, казалось, взмывало прямо в небо. К половине восьмого уже было достаточно жарко, чтобы на палубах и верхних надстройках высохли лужицы воды, а Файндхорн снял с себя плащ и направился к переднему крылу мостика — насладиться теплом и полной грудью вдохнуть свежий утренний воздух, которому недолго еще оставалось быть таковым. Сам Файндхорн чувствовал себя достаточно бодро, несмотря на немного нывшие кости: во время ночной вахты, когда тайфун утратил первоначальную ярость, Николсон убедил его спуститься в каюту, где он и проспал как убитый свыше трех часов.

— Доброе утро, сэр. Вот это перемена, а? — Раздавшийся за его спиной тихий голос Николсона вывел Файндхорна из задумчивости.

— Доброе, мистер Николсон. Что вы здесь делаете ни свет ни заря? — Файндхорн знал, что Николсон спал не более двух часов, однако у старшего помощника был вид хорошо отдохнувшего человека.

— Ни свет ни заря? Уже почти восемь часов. – Николсон взглянул на часы и усмехнулся. — Позывы сознательности и чувства долга, сэр. Я только что совершил короткий обход наших постояльцев.

— Никаких жалоб? — с иронией в голосе спросил Файндхорн.

— Я так понимаю, что большинство из них неважно перенесло ночную качку. В остальном — никаких жалоб.

— А у кого они есть, тем хватает ума молчать, — кивнул Файндхорн. — Как санитарки?

— Две китаянки и пожилая чувствуют себя намного лучше. Еще две находились в лазарете и курительной, меняли повязки. Все пятеро солдат пребывают в прекрасной форме и умирают от голода.

— Хороший признак, — сухо проговорил Файндхорн. — Как насчет двоих ребят в лазарете?

— Держатся, по словам санитарок. Думаю, им нелегко, в отличие от нашего достопочтенного генерала и его приятеля, — их храп разносится на двадцать футов вокруг, а каюта пропахла, как винокуренный завод.

— И наконец мисс Плендерлейт?