Если человек зазубрил положения ТО, защитил диссертацию, считает себя физиком, то как вы докажете ему, что ТО ошибочна? Это вам кажется, что вы ему доказываете, что Эйнштейн дурак, на самом деле вы доказываете, что этот эйнштейнист — дурак. Он в этом никогда не признается — тем более себе. Я это увидел, когда критиковал высадку американцев на Луну: самые стеклянные глаза и тупое упорство в отстаивании «американских достижений» было как раз у научных работников ныне разваленной космической отрасли СССР. Как это дело выглядит в их глазах? Получается, что я, любитель, лунную аферу увидел, а они, профессионалы — нет?! Они с таким положением дел согласиться не могут, поскольку это бросает тень на их профессионализм и умственные способности.
Только умный может позволить себе роскошь признаться в глупости, для дурака это дело невозможное. Приведу пример.
Я был начальником цеха заводских лабораторий, а химическую лабораторию убирали две технички, которые, по идее, должны были работать с 8.00 до 17.00. Но часть залов и комнат была задействована только днем, и было трудно, да и глупо убирать их, когда там уже работают люди. Поэтому одной техничке изменили график работы. Она приезжала первым автобусом в 6.00, убирала наиболее сложные в производственном отношении помещения, а затем убирала кабинеты, все это делала без перерыва, посему и уезжала домой в 14.00. А вторая начинала в 8.00, мыла посуду и убирала разлитые реактивы и грязь, образовавшуюся по ходу дневной смены, работая до 17.00. И вот приходит ко мне вторая уборщица и жалуется на «несправедливость»:
— Почему той уборщице разрешают уезжать в два часа, а я работаю до пяти?
— Потому что та работает с шести и без обеда, а ты с восьми и с обедом.
— Это неправильно, пусть тоже работает до пяти.
— Но тогда же получится, что она работает не 8 часов, а 10.
— Ну и что?
— Послушай, может быть, вас менять? Одну неделю она будет работать с шести, а вторую ты.
— Нет, мне не нравится работать с шести, пусть она работает до пяти.
Смех смехом, но я не смог ее убедить в справедливости этого графика: она пропускала мимо ушей все мои доводы, что по фактическому времени они работают одинаково, она требовала, чтобы они обе работали до пяти, иначе это «несправедливо». Я вынужден был прекратить разговор с ней, и она, обидевшись, спустя некоторое время нашла другую работу и перевелась в другой цех. Почему? Потому что, оставшись у меня, она самой себе обязана была бы признаться, что она дура и выдвигала дурацкие требования. А ушла она с сознанием своей правоты — с сознанием, что она умная женщина, а я гад, допускающий несправедливости.
— Но это же неумная женщина.
— А эйнштейнисты умные? Надежд, что эйнштейнисты прозреют, очень мало, тратить силы под эти надежды — глупо.
Вопрос требует кардинального решения. Нужно, чтобы в науку, да и никуда не попадали люди, неспособные логически мыслить, неспособные образно представлять процессы, в которые они вмешиваются. А для этого нужно срочно заняться школой, поскольку вся человеческая тупость прет из школы, из негодной латинской системы обучения детей.
— Иногда складывается впечатление, что вы, оценивая состояние науки, идете всем наперекор из какого-то принципа. — Да при чем тут это? Скажем, я, к примеру, уважаю Анатолия Вассермана, но вот даже он недавно позволил себе высказаться в том смысле, что Лысенко был плохим биологом. А ведь это Вассерман! А что тогда говорить об остальных? И волей-неволей займешься вопросом, почему эта наша местная научная немочь нескончаемо прыгает на Лысенко. Почему у этих научных импотентов, которые никогда ничего и никому не дали, кроме болтовни, прямо-таки жизненная потребность изолгать Лысенко и унизить?
— А почему? Давайте поговорим о Лысенко и о том, как он губил несчастную генетику.
— Вопрос требует подробностей. Вот, примеру, на сайте некоего Ю. Кузнецова дается краткая биография Лысенко. И, поверьте, именно такую биографию дают почти все.