К барьеру! Беседы с Юрием Мухиным

Должна ли любая болтовня о проблеме иметь предел или нет? Должна ли она устанавливать истину и воплощаться в практику? Если этот словесный понос не устанавливает истину, то чем он отличается от информационного мусора? Если мы вместо истин, на которые можем опереться в практических жизненных решениях, тратим годы на потребление совершенно ненужного нам словесного поноса, который мы никак не можем применить в нашей жизни, то ведь мы эти годы не прожили — мы сами сунули их псу под хвост! И эти балабольщики убивают нашу жизнь тем, что ты читаешь их книги и статьи в надежде узнать или понять что-либо полезное, а они подсовывают тебе дерьмо своего убогого умствования без выводов и без единой оригинальной или просто свежей мысли. Согласен, что чтение их опусов — это лучше, чем водку пить, но намного ли? Ведь еще неизвестно, что хуже: промытые водкой мозги или мозги, загаженные словесным поносом.

Потом, у инженера на заводе нет времени на всеохватный объем исследований. Любая проблема имеет сотни нюансов, каждый из которых имеет значение, — и, вполне возможно, определяющее значение. Но пока ты их все рассмотришь, плавильная печь вместо 100 плановых тонн металла в сутки будет давать 90 тонн с понятными последствиями для меня и моих товарищей. Посему решение приходится принимать, опираясь лишь на некоторые параметры, по которым судишь обо всем деле. Однако если ты знаешь свое дело, а через него и жизнь, то этого вполне достаточно, чтобы правильно определиться с «выдвижением определенной версии» .

Так было с Катынским делом, в котором я очень долго придерживался версии геббельсовцев о том, что поляков расстрелял НКВД. Но как только я узнал, что они расстреляны и похоронены на территории действующего пионерского лагеря, то сколько еще можно было сомневаться, если ты не подонок из «Мемориала» и не кретин от рождения? Стало совершенно ясно для любого мало-мальски умного человека, что все доказанные по Катыни факты ложатся в версию расстрела поляков немцами, а все фальшивки всплывают на поверхность по причине допущенных там недоработок.

Можно ли при таком методе выдвижения версий ошибиться? Естественно. Но любое дело имеет начало и продолжение, в ходе которого ты можешь исправить ошибки и подкорректировать версию. Не ошибается тот, кто не работает, и для того мы на работу и ходим, чтобы исправлять ошибки. Выдвинув версию, ты начнешь дело, пусть ты и не получишь сразу из своей печи 105 тонн металла, но будет, по крайней мере, 95, а это уже лучше, чем 90. А вот если ты только балаболишь, то, значит, не начинаешь дело, значит, по-прежнему несешь убытки. И кому польза от твоего умного вида «специалиста»? Этот вид может произвести впечатление только на таких же умственных и моральных импотентов, как и ты сам.

А как быть, если вследствие допущенной тобой ошибки печь даст не 95 тонн, а 80? Но ты ведь тут, ты это видишь и немедленно возвращаешь печь в исходное состояние. Потеряешь 5—10 тонн, но это ничто по сравнению с потерями 10 тонн ежедневно.

Претендующие на объективизм историки меня попрекают, что если бы я был таким же, как они, то написал бы книгу, на «которую сочувствующие не постесняются ссылаться». А представим, что эти непрерывно «сочувствующие» своей Родине историки на время бросили бы балаболить и дружно поддержали меня в 1995 году? Что бы тогда лепетали прокуратура и поляки? Ну а если бы вдруг оказалось, что моя версия неверна? Ну и что? Тогда бы мы признали нашу ошибку и извинились — только и проблем. Но ведь «объективные» наши никак меня не поддержали, а балаболили и продолжают балаболить, чем действительно сильно отличаются от меня.

— Вас это сильно напрягает? — Да не то чтобы сильно, но порою устаешь быть одиноким Бизоном в окружении только своих читателей.

Подтверждение идей

— Вы хотите сказать, что ваши идеи до сих пор замалчиваются и не претворяются в жизнь .

Замалчиваться-то они замалчиваются, но остановить их невозможно, поскольку они правильны. Получается как у не признанного при жизни «отца современного акушерства» венгра Игнаца Земмельвейса, который еще в середине XIX века первым ввел практику тщательнейшей дезинфекции при родах: идеи мои используют, но если есть возможность смолчать об их авторе, то молчат!

— А какие идеи вам уже удалось протолкнуть в жизнь?