Извлечение троих

Роланд только теперь увидел, как его указательный и средний пальцы исчезают в зазубренном клюве. Существо бросилась на него снова, и Роланд едва успел отдернуть кровоточащую правую руку, спасая оставшиеся три пальца.

— Дум-а-чум? Дад-а-чам?

Стрелок, пошатываясь, поднялся. Чудовище пропороло клешнею штанину его насквозь промокших джинсов, разодрало сапог из старой и мягкой, но крепкой не хуже железа кожи и вырвало у него из икры кусок мяса.

Он потянулся правой рукой к кобуре, и только когда револьвер упал на песок, Роланд сообразил, что для этого убийственного движения, старого, как мир, ему не хватает двух пальцев.

Чудище жадно набросилось на револьвер.

— Нет, сволочь! — прорычал Роланд и пнул тварь ногой. С тем же успехом он мог бы пинать и какой-нибудь средних размеров валун… который вдобавок еще и кусается. Чудовище отхватило носок его правого сапога, а вместе с ним почти весь большой палец и стянуло сапог с ноги.

Стрелок нагнулся, поднял револьвер, уронил его, грязно выругался, но в конце-концов справился с ним. То, что прежде он делал играючи, не утруждая себя даже тем, чтобы как-то задумываться об этом, вдруг оказалось сложнейшим трюком вроде жонглирования мячами.

Тварь трепала сапог стрелка, разрывая его на части и бормоча свои невнятные вопросы. Волна накатывала на берег, пена на гребне ее казалась бледной и мертвенной в просеянном свете неполной луны. Омарообразная гадина прекратила терзать сапог и подняла клешни в боксерской стойке.

Левой рукою Роланд вытащил второй револьвер и трижды нажал на курок. Чик, чик, чик.

По крайней мере, теперь все ясно в патронами в барабанах.

Он сунул левый револьвер в кобуру. Чтобы убрать правый, ему пришлось левой рукой повернуть его стволом вниз и только потом отпустить, чтобы он сам встал на место. Кровь испачкала вытертые деревянные рукояти; пятна крови алели на кобуре и на заношенных джинсах в том месте, где кобура соприкасалась со тканью. Кровь хлестала из двух обрубков, где раньше были два пальца.

Онемение в ногах еще не прошло, и его искалеченная правая почти совсем не болела, но зато рука полыхала ревущим огнем. Фантомы искусных и натренированных пальцев, что разлагались теперь в желудочных соках у твари в утробе, как будто вопили о том, что они еще здесь, на руке, и что им очень больно.

Кажется, у меня назревают большие проблемы,— как-то отстраненно подумал стрелок.

Волна отступила. Чудище опустило клешни, пропороло очередную дыру в сапоге стрелка, но потом передумало, резонно решив, что владелец этого несъедобного сапога гораздо вкусней старого куска кожи, которую он неким таинственным образом сбросил.

— Дуд-а-чум?— спросило оно и рванулось к стрелку с ужасающей скоростью. Стрелок отступил, почти не чувствуя под собою ног. Только теперь ему вдруг пришло в голову, что это создание наделено каким-то разумом. Оно приблизилось к нему осторожно, быть может, во время отлива, когда вода была далеко, потому что оно не знало, что он такое и на что он способен. Если бы волна прилива не разбудила Роланда, эта тварь содрала бы кожу с его лица, пока он спал и видел сны. А сейчас существо уже знало, что он не только приятен на вкус, но еще и уязвим: легкая добыча.

Оно уже настигало его — тварь длиною в четыре фута и высотою в один, — чудище это вполне могло весить семьдесят фунтов. Такой же целеустремленный и прямодушный хищник, как и Давид, сокол, который был у стрелка еще в детские его годы, только без давидовых смутных признаков преданности.

Каблуком сапога стрелок зацепился за выступающий из песка камень и едва не упал.

— Дод-а-чок?— спросило чудовище как будто даже заботливо, вытаращилось на стрелка своими глазенками, колыхающимися на стебельках, и протянуло клешни… но тут набежала волна прилива, и клешни снова поднялись в Честной Стойке. Однако на этот раз они легонько покачнулись, и стрелок понял, что существо не просто лапами машет, но реагирует на звук волны, и что сейчас этот звук — для омара, по крайней мере — был чуть-чуть послабее.

Стрелок отступил назад, перешагнув через камень, и нагнулся в тот самый момент, когда волна со скрежещущим ревом обрушилась на галечный берег. Его голова оказалась в каких-нибудь нескольких дюймах от насекомоподобного рыла чудовища. Оно могло запросто выцарапать ему глаза, хватило бы одного взмаха клешни, но эти дрожащие клешни, так похожие на стиснутые кулаки, оставались воздетыми к небу по обеим сторонам его попугаичьего клюва.

Стрелок потянулся за камнем, из-за которого он чуть не упал. Здоровенный камень, наполовину вросший в песок. Его искалеченная правая рука заныла, когда грязь и острые грани камня врезались в открытую кровоточащую плоть, но стрелок все же выдернул камень из слежавшегося песка и, закусив губы, поднял его.

— Дад-а-…— начало было чудовище, опуская и разжимая клешни по мере того, как откатывала волна и замирал ее рев, но стрелок изо всех сил грохнул камнем по спине твари.