Изувер

Потому-то она, предвкушая знакомое наслаждение, не торопилась с пуговками, гладила его грудь, сбски, уже отозвавшиеся на зов ее ласковых пальцев, пустивших малый ток по груди и животу. Потом ток станет сильнее, разогреется кровь, хлынет — горячая, животворящая — в спрятанный в джинсах сосуд, заставит его отвердеть, налиться силой, способной исследовать ее вулканчик до самого донышка.

Расстегнутые Маринкой джинсы спали, и она повела его в ванную, сама мыла напрягшееся древко страсти, любовалась им.

Вымыв и освежив Койота с головы до пят, Маринка и сама приняла теплый ласковый душ, заскочив перед этим в туалет, где, не стесняясь уже лежащего на диване любовника, распаляя его, не прикрыв двери, шумно и радостно помочилась.

Она знала, что Павлу это нравилось, возбуждало его.

Как нравилось все, что она потом до самого рассвета вытворяла с ним в постели…

* * *

Койот проснулся первым, в полдень. Лежал поначалу бездумно, борясь с остатками сна.

Рядом, свернувшись калачиком, лежала Маринка. В комнате было тепло, и женщина спала голая, сложив вместе ладони и сунув их под правую щеку. Сейчас, при дневном свете, тело Маринки потеряло притягательность обвисли груди, обозначились жировые складки на животе, ярче выступили веснушки на плечах. И все же на нее было приятно смотреть. Маринка при некоторой избыточности веса была вполне пропорционально сложена. Но предпочтительнее, разумеется, смотреть на нее вечером, при свете торшеров и бра, когда она в своем любимом розовом пеньюаре…

На шее Марины, под левым ухом, спокойно и ритмично билась голубая жилка. Койот подумал вдруг, что если сильно прижать эту жилку на минуту-полторы, не будет никакой Маринки, ни ее счастливого и легкого дыхания, ни пышной груди, ни ненасытного жаркого вулканчика между ног…

Поначалу он никак не мог понять, отчего это пришли ему в голову такие мрачные, изуверские мысли? Ведь Марина ничего плохого ему не сделала, наоборот, поддержала в свое время, морально и матерально, да и теперь ничем не попрекает: приходи, ночуй, ешь-пей. Люби только. Да, она хочет, чтобы он был с ней, и почаще, но этого же хочет и он сам, бывает теперь здесь больше, чем дома, неделями не видит опостылевшую и холодную в постели жену. А может быть, ему хочется задушить именно ее, Людку? Она же постоянно f раздражает его, требуя деньги, деньги, деньги…

Злоба, поднимающаяся откуда-то из глубины, мешала Койоту правильно анализировать собственные мысли и чувства. Раздражение было беспричинным: вот проснулся с больной головой, с гудящими от вчерашних погрузок-разгрузок мышцами. Ну так что с того? Молодые, здоровые мужики, славно поработали, нашли-таки оптового покупателя на товар Джабы Махарадзе, неплохо получили за свой труд и частично просадили деньги в кабаке… Что с того? Жизнь. Деньги для того и зарабатываются, чтобы их тратить. Какой смысл получать их и складывать мертвым грузом?!

Койот потянулся к своим джинсам, пересчитал оставшиеся купюры. Их было меньше, чем ему хотелось. На неделю хватит, не больше. А потом снова думай о них, проклятых!

Именно — проклятые. Неуловимые, порхающие над головой, как бабочки-однодневки, выскальзывающие из рук, будто намыленные рыбины. Чем сильнее сжимаешь руки, тем меньше шансов удержать их.

Значит, уже через несколько дней надо снова думать, где взять деньги.

Себе на жизнь.

На шампанское, фрукты и конфеты для Марины.

На кусок вареной колбасы для жены и сына.

На…

Вот откуда глухое, не покидающее его раздражение, вот отчего злобная сила в руках, которые магнитом тянет к шее женщины, которая ублажала его всю ночь, которая в порыве чувств сказала:

— Давай жить вместе, Паша. Мы так хорошо подходим друг другу. Так сладко мне еще ни с кем не было.

Он внутренне взорвался: она сравнивает!

Она кладет на весы его мужские способности и чьи-то еще. Шлюха! Самка! Распутная и бесстыжая тварь! Это ж надо, открыла дверь в туалете и дует. Как будто его и нет в квартире!

Но вырваться наружу переполнившим его эмоциям он все же не дал сдержал себя. Не стал будить Марину, пожалел. Пусть она что-то не так сказала. И дверь в сортир не закрыла — он же сам намекал, мол, интересно, как это бабы делают…

Да, Маринка добрая и бесхитростная. И сказала то, что думала, что чувствовала. Хрен его ей нравится, что в том плохого? Радоваться надо. Ей с ним, Койотом, хорошо, тоже правда. Она хочет жить с ним — ив этом Марина не виляла. Но, разумеется, намекнула, что надо сначала развестись с Людмилой, оформить их практический разрыв.

Снять тот хомут и надеть на себя новый. Там — болезненный сынок Костик, тут, у Марины, — девчонка. Чужая. Это сейчас ее, пока маленькая, нет дома — лето, в деревне у бабки. Но потом-то девчонка появится. Придется жить с ней в одной квартире, а она невольно будет напоминать о том, что кто-то спал с Мариной, тешил ее, говорил какие-то дурацкие слова, и она так же страстно отдавалась томумужику…

И потом: быть на побегушках у этой лавочницы и у ее шефа, Кашалота, который время от временибудет трахать его жену?!

— С-с-с-с-суки!