Изувер

— Срочный поквартирный обход… Из этого дома обязательно должны были видеть, хоть чтото, но должны! Не все спали, убежден… Дальше: куда преступник или преступники могли скрыться из сквера? Куда бы ты пошел, Сергеев?

Щупленький, невысокого роста оперативник пожал плечами, ткнул неопределенно:

— На свет, к Проспекту, вряд ли, товарищ полковник. Хотя, если здесь, у Дома офицеров, поставить машину и спокойно подойти, сесть в нее…

Вряд ли кто обратит на это внимание.

— Логично. Версия отхода принимается. Бери пару ребят, пройдите по скверу к Фридриха Энгельса, опросите квартиры вон того дома, у кинотеатра.

Но самый мощный десант был выброшен все же в квартиры домов, непосредственно прилегающих к скверу. В этих квартирах просто обязаны были что-то слышать или видеть. Стреляли же практически под окнами, в каких-то пятнадцатидвадцати метрах!

Логика оправдала себя.

Один из жильцов пятиэтажки, к торцу которого прилепилось кафе, действительно не спал, отчетливо слышал выстрелы и, встревоженный ими, вышел на балкон. Но увидел лишь спину какогото неторопливо идущего по скверу человека.

Гражданин этот, пожилой уже человек, не мог сказать милиции ничего определенного. Ни примерного возраста того, кто шел по скверу, ни его роста, ни одежды. Он и сумки у него на плече не заметил. Скользнул старческим подслеповатым взглядом по идущей мужской фигуре и тут же переключился на лежащего у клумбы милиционера. Гражданин этот счел своим долгом позвонить в милицию, но там деловито и спокойно ответили, что машина выехала, разберутся…

Старший оперуполномоченный по особо тяжким преступлениям Придонского УВД подполковник милиции Сидорчук, работавший в ту ночь вместе со всеми оперативниками, снова и снова спрашивал гражданина Амелина о том, что тот видел и слышал. Вдвоем они вышли на балкон, и Амелин, грузный седой пенсионер-отставник в полосатой легкой пижаме, в который уже раз показывал руками, гудел старческим, слегка надтреснутым басом:

— Ну, я же тебе говорю, подполковник: ни черта в этом сквере не видно. Хулиганье лампочки поразбивало, или их там и не было. Что тут увидишь, гляди сам!.. Я понимаю, что тебе нужно — приметы этой шпаны, но я ж не видел никого. Слышу — стреляют. А я еще телевизор в той комнате смотрел. Пока встал, тапки надел, пришел сюда, в эту комнату, балкон пока открыл. Вон тот, верхний шпингалет заедает у меня, я табуретку подставил, залез. Жена заругалась: чего там лазаешь, спать мешаешь?.. Ну я что, не понимаю — стрельба же! Сам в армии двадцать лет отслужил, понимаю что к чему. Ну вот, открыл я наконец балкон, вышел. Вижу: человек какой-то у клумбы лежит, а там, далеко, тень мелькнула — пошел кто-то. Отсюда ли он, от клумбы или от скамейки шел, или с какой другой стороны — пес его знает! Да я на него и смотрел-то секунду. Глядел на того, что лежит — вроде милиционер… Ну вот. Позвонил. Из райотдела быстро приехали, ничего не могу сказать. А потом нагнали машин, тут уж не до сна. Теперь-то понятно, что случилось, кого убили…

Да, с балкона этого, четвертого, этажа мало что можно было увидеть. И темно, и ветви деревьев мешают. Клумбу видно получше, свет на нее падает и с фонаря, стоящего у самого Дома офицеров, и из окон. Хотя сейчас, когда поднялась вся эта суматоха, огней в квартирах зажглось множество, света в сквере заметно прибавилось. А еще полчаса назад…

И выстрелам не все придали должное значение. Слышали, конечно, многие. Но кто-то зевнул и на другой бок перевернулся, кто-то поругал милицию распустили, мол, шпану, палят почти в самом центре города, а ментам хоть бы что, а кто-то, может, и в окно глянул, так же спину неторопливо уходящего человека видел, да не хочет ничего говорить, свяжешься с милицией, ходи потом, давай показания…

Сидорчук снова стал дотошно, с профессиональным пристрастием расспрашивать пенсионера Амелина, как да что; отставной полковникартиллерист добросовестно напрягал память, морщил свой высокий белый лоб, вспоминал хоть что-нибудь новенькое про того, кто уходил через сквер, но что, в самом деле, вспомнишь нового, если видел спину всего секунду-другую и более ничего?! И сам Сидорчук снова выходил на балкон, сам до рези в глазах вглядывался в темень сквера. М-да. Ниточка, кажется, обрывалась.

Поблагодарив Амелина, Сидорчук пошел в следующую квартиру, где работали оперы из Центрального РОВД, послушал еще нескольких «свидетелей», но ничего интересного не услышал.

Хмурый, в расстроенных чувствах, вернулся к машине, где на немой вопрос Васильева лишь красноречиво поджал губы. Полковник понял.