На работу Кузьма опоздал. Поутру, когда он окончательно пришел в себя, страхи рассеялись, но осталась жуткая головная боль. Выключив уже ненужный свет в гостиной, он дополз до ванной и с полчаса стоял под душем – пока не заныла исполосованная водяными струями кожа. Стало легче, но полностью боль не ушла. Хотя в бутылке на журнальном столике еще что-то оставалось, к этому средству он прибегать не стал: привычки такой не имел. Выпил две кружки горячего крепкого чая, почти насильно заставил себя съесть бутерброд. Боль сосредоточилась в левом виске, мгновенно распирая голову при малейшем движении. Поэтому он тихо вышел из квартиры, аккуратно закрыл за собой новые многочисленные запоры и так же тихо побрел к остановке, а потом – к офису. Яркое весеннее солнце резало глаза, провоцируя новые приступы; Кузьма шел, сощурившись и почти не глядя перед собой. Поэтому и не обратил внимания на странную парочку у крыльца редакции.
Зато она на него внимание обратила. Один из мужчин, темноволосый, сделал знак рыжему спутнику, и тот, как только Кузьма подошел ближе, быстро преградил ему дорогу.
Кузьма попытался обойти внезапно возникшее препятствие, но оно сместилось и возникло перед ним вновь. Кузьма поднял глаза. Дюжий безбровый громила поймал его взгляд и, еле заметно улыбнувшись тонкими губами, ловко извлек из подмышки пистолет с толстой трубкой глушителя на стволе и ткнул концом этой трубки прямо в грудь Кузьме. Причем сделал это так ловко, что со стороны казалось: он просто дружески положил ладонь на грудь знакомого.
– Sprechen deutsch?[4]
Кузьма глянул в сторону. Темноволосый пристально смотрел на него.
– Ich sprechen nicht.[5]. I speak English.[6].
– O’kay. Small business to you. You have one thing which belongs to us.[7].
Темноволосый говорил по-английски медленно, стараясь правильно выговаривать слова, как это делает любой, для кого этот язык не родной, и во владении которым он не уверен. Но все равно Кузьма, ошарашенный происшедшим, врубился не сразу.
– What thing? What does all this mean?[8]
– One our thing. It has left at you two days ago. You must return it to us, – пояснил темноволосый.[9].
– I understand nothing. What thing do you speak about?[10] – искренне удивился Кузьма.
Рыжий нахмурился, и Кузьма почувствовал, как трубка глушителя больно врезалась ему в грудь. Темноволосый помедлил – видимо, оценивая искренность Кузьмы – и вдруг сказал по-русски:
– Баул.
– Баул? – удивился Кузьма.
– Yes, – подтвердил темноволосый.
– Какой баул? – еще раз недоуменно спросил Кузьма и тут же вспомнил: «баул тяжеленный». Опять Ломтев! Темноволосый с еле заметной улыбкой следил за движением мысли на его лице.
– I do not have it. You have checked up.[11].
– But you know where it. Is it your plan?[12] – темноволосый достал из внутреннего кармана куртки сложенный листок, развернул его. Кузьма узнал схему, нарисованную Ломтевым, которая пропала из ящика его письменного стола.
– I am not sure, that the plan is correct. They could deceive me.[13].
– We shall check up it. Together.[14].
Кузьма затравленно оглянулся. Вокруг, как назло, не было ни души.
– It is very far from here…[15] – начал он, но тут же услышал:
– Кузьма Иванович! Вас к телефону!
На крыльце, наполовину приоткрыв двери, стояла Марья Васильевна. Рыжий, услышав ее голос, заученным движением сунул пистолет под мышку, темноволосый обернулся. Кузьма ужом проскользнул между ними, взлетел на крыльцо и, толкнув Марью Васильевну внутрь подъезда, захлопнул за собой стальную дверь. Глаза Марьи Васильевны побелели от страха. И это почему-то привело Кузьму в чувство. Он даже улыбнулся секретарше:
– Спасибо, Марья Васильевна.
Она обмякла, но спустя мгновение затараторила, как пулемет:
– Они тут с утра крутились. Я думаю: вас нет и нет, тут эти… Следила за ними. Потом смотрю: вы идете, а эти – к вам. Вижу: пристают. Ну, думаю, дай окликну…
– Вы умница и замечательная женщина! – искренне сказал Кузьма. И в порыве чувств чмокнул Марью Васильевну в щеку. – Что бы я без вас делал?!
Марья Васильевна, оправившись от смущения, спросила:
– Это те?.. Что напали на вас возле дома?
Кузьма пожал плечами:
– Может, и те. По крайне мере, такие же отморозки.
Он посмотрел в глазок. Возле крыльца и вокруг, насколько позволяли рассмотреть линзы, никого не было.
– Будете вызывать милицию?
– Обязательно! – ответил Кузьма и быстро пошел к себе.
Но милицию он вызывать не стал. На столе в кабинете плотной стопкой лежали газеты. «Оппозиционная», как всегда, была сверху, и первое, что увидел Кузьма, бросив взгляд на стопку, было лицо Ломтева…
Не раздеваясь, он схватил газету. Фотография на первой странице была старой – видно, поднятой из архива, и на ней Ломтев выглядел совсем юным. Но Кузьма узнал его без труда. Большими буквами поверх фотографии шел заголовок: «Самый знаменитый и неуловимый преступник страны убит сообщниками в заброшенном квартале столицы»…