– А истинно верующим не пристало судить ближних, – сурово сказал старик.
– Я покаюсь в этом на очередной публичной исповеди! – махнул рукой Рамон.
В этот момент дверь на кожаных петлях тихо скрипнула, и внутрь, громко стуча тяжелыми сапогами по каменному полу, вошел высокий, плечистый человек. Он был в кольчуге и нагруднике, старинный шлем с узкими прорезями крестом – для глаз и носа – скрывал его лицо. Подойдя к столу, он снял шлем и поставил его на скамью. Под шлемом прятались коротко остриженные светлые волосы и красивое молодое лицо, которое заметно портили глубокие морщины на лбу и широкий косой шрам, сбегавший от левого уха к подбородку. У вошедшего были большие голубые глаза под длинными светлыми ресницами, изящный рот с обветренными тонкими губами; подбородок закрывала мягкая волнистая борода. Несмотря на явные следы усталости на лице, чувствовалось, что вошедший настроен решительно.
Он почтительно поклонился старику в рясе, затем, едва наклонив голову, круглолицему.
– Простите, Совершенный, простите, сеньор Рамон. После того, как гости прибыли в замок, я решил проверить, не увязался ли за ними еще кто… Уж очень легко они прошли. Мы прочесали всю вершину и развалины барбакана…
– Крестьяне носят нам еду почти каждую ночь, и еще не было случая, чтобы за ними кто-то увязался! – сердито буркнул Рамон. – Проводники наши из Добрых Людей, поэтому не было смысла в такую темень шататься по горе!
– А кто провел басков к выступу на южном склоне?! – возразил Пьер-Роже. – Эту тропинку знали только наши, а теперь там стоит камнемет Дюрана, этого епископа из Альби, который в камнеметах разбирается куда лучше, чем в Писании…
– Его камни почти не долетают до замка, – отмахнулся Рамон, – а если какой и долетает, то просто падает у стены…
– Это так, – согласился Пьер-Роже и, вздохнув, присел на скамью, – но если им удастся пробиться к вершине и установить камнемет там… На выступе они убили Гильома Кларе, который первым заметил в мае войско карателей, и его брата Гиро. Это были мои лучшие воины, они сражались не за деньги. Кто-то же провел басков к уступу? Ночью, тихо… Мы сидим в осаде восьмой месяц, и многим нашим сторонникам это надоело. Сейчас хорошее время для предательства…
– Успокойтесь, брат! – старик положил худую узкую ладонь на холодный стальной наплечник коменданта. – Я хотел бы услышать от вас не жалобы. Скажите, мы устоим до Пасхи?
– Пока я могу обещать, что устоим до Рождества. Потому что Рождество завтра. Как вы знаете, в замке пять сотен человек, четверть из них – женщины, треть – старики, а мужчины могут носить камни и копья на стены, но не умеют их метать. Когда началась осада, у меня была сотня рыцарей и кнехтов, теперь нет и половины. Мы пережили два приступа… Из оставшихся воинов большая часть – наемники, те же баски и арагонцы. Мы хорошо им платим, но они католики…
– Большинство этого сброда не верят ни в Бога, ни в дьявола! – хмыкнул Рамон.
– Да. Но когда это станет выгодно, они вспомнят, что крещены как католики.
– Зато в войске у Юга дез Арси полно сочувствующих нам, – возразил Рамон. – Они пропускают сюда крестьян, и у нас есть еда.
– Сухие овощи и мука.
– Но это лучше, чем кожа сапог! И воды в наших цистернах хватает! – запальчиво возразил Рамон. – А в армии Юга болезни и ропот. Мы можем держаться еще очень долго!
Пьер-Роже ответил не сразу. Некоторое время молча водил по темной доске стола затянутым в кольчужную броню пальцем, затем вздохнул:
– Юг из кожи лезет, отрабатывая дарованное ему Людовиком место сенешаля Каркассона, но войско его – из местных и не рвется в сечу. Но вы забываете, что там еще епископы Амьель, Дюран и инквизитор Ферье. Эти псы Господни просто так отсюда не уйдут. Особенно Ферье.
– Он достойный последователь Гийома Арно, упорный в преследовании еретиков, – тихо сказал старик, и присутствующие поняли, что он читает по памяти строки из письма, найденного у погибшего при штурме замка крестоносца, – своим железным посохом, словно палицей, он разит еретиков и их подпевал, имя его звучит в их ушах, словно свист меча…
– Гийом Арно уже больше двух лет горит в их аду вместе со своими палачами! – жестко сказал Пьер-Роже, и глаза его вспыхнули. – И Ферье давно пора туда же. Я бы мог, Совершенный, если вы разрешите, с небольшим отрядом ночью пройти сквозь караулы Юга, раз уж они открыты для нас, и пробраться к палаткам Господних псов. А там…
– Никак не можешь забыть резню в Авиньоне? – съязвил Рамон. – Когда ты и твои сержанты порубили топорами одиннадцать безоружных инквизиторов? Но здесь не сочувствующий нам город, а вражеское войско. Безоружных крестьян караулы Юга пропускают, но боевой отряд… Никто из них не захочет болтаться в петле. В лучшем случае, вы пройдете первую линию, а потом вас подымут на копья.