Убивают не гневом, а смехом.
Добродетель есть наше великое недоразумение.
Мы по ту сторону добра и зла, но мы требуем безусловного признания святыни стадной морали.
Все добродетели, в сущности, не что иное, как утонченные
Сострадание и любовь к человечеству как известная степень развития полового влечения.
Справедливость как развитой инстинкт мести. Добродетель как удовольствие от сопротивления, воля к власти. Честь как признание сходного и равно могущественного.
Под «моралью» я понимаю систему оценок, имеющую корни в жизненных условиях известного существа.
Кто знает, как возникает всякая
Мораль столь же «безнравственна», как любая иная вещь на земле. Сама моральность есть форма безнравственности .
Опираясь исключительно на добродетель, нельзя утвердить господство добродетели; когда опираются на добродетель, то отказываются от власти, утрачивают волю к власти.
Нужно защищать
Добродетель остается самым дорогим пороком:
Кому добродетель достается легко, тот даже смеется над ней. В добродетели невозможно сохранить серьезность: достигнув ее, сейчас же спешат прыгнуть дальше – куда? В чертовщину.
Нужно связать порок с чем-нибудь явно мучительным так, чтобы заставить бежать от порока, с целью избавиться от того, что с ним связано.
Творим людей по подобию нашего Бога
Даже у Бога есть свой ад – это любовь его к людям.
Бог мертв; из-за сострадания своего к людям умер Бог.
На коленях взбирайтесь по лестнице, вы, грешники!
Только красота должна проповедовать покаяние.
Истина существует: ибо существует народ! Горе, горе ищущему!
Если должен ты быть слугою, ищи того, кому твоя служба всего дороже.
Быть может, в склонности позволять унижать себя, обкрадывать, обманывать, эксплуатировать проявляется стыдливость некоего Бога среди людей.
Разъяснившаяся вещь перестает интересовать нас – Что имел в виду тот бог, который давал совет: «познай самого себя»! Может быть, это значило: «перестань интересоваться собою, стань объективным»! – А Сократ? – А «человек науки»?
В наше время познающий легко может почувствовать себя животным превращением божества.
В мире самые лучшие вещи ничего еще не стоят, если никто не представляет их; великими людьми называет народ этих представителей.
Вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир – незримо вращается он. Но вокруг комедиантов вращается народ и слава – таков порядок мира.
Базар полон праздничными скоморохами – и народ хвалится своими великими людьми! Для него они – господа минуты.
Вы, сегодня еще одинокие, вы, живущие вдали, вы будете некогда народом: от вас, избравших самих себя, должен произойти народ избранный, и от него – сверхчеловек.
Бог есть предположение, но я хочу, чтобы ваше предположение простиралось не дальше, чем ваша созидающая воля.
Бог есть предположение; но я хочу, чтобы ваше предположение было ограничено рамками мыслимого.
Бог есть мысль, которая делает все прямое кривым и все, что стоит, вращающимся.
Бесчестнее всего люди относятся к своему Богу; он не
Не человеколюбие, а бессилие их человеколюбия мешает нынешним христианам предавать нас сожжению.
Свободомыслящему, «благочестивцу познания», еще более противна pia fraus (противна
Кто чувствует себя предназначенным для созерцания, а не для веры, для того все верующие слишком шумливы и назойливы, – он обороняется от них.
Что Бог научился греческому, когда захотел стать писателем, в этом заключается большая утонченность – как и в том, что он не научился ему лучше.
Народ есть окольный путь природы, чтобы прийти к шести-семи великим людям. – Да, – и чтобы потом обойти их.
У черта открываются на Бога самые широкие перспективы; оттого он и держится подальше от него – черт ведь и есть закадычный друг познания.
Брюхо служит причиной того, что человеку не так-то легко возомнить себя Богом.
Вокруг героя все становится трагедией, вокруг полубога все становится драмой сатиров, а вокруг Бога все становится – как? быть может, «миром»?
«Где древо познания, там всегда рай», – так вещают и старейшие и новейшие змеи.
«Наш ближний – это не наш сосед, а сосед нашего соседа», – так думает каждый народ.
Иисус сказал своим иудеям: «Закон был для рабов – вы же любите Бога, как люблю его я, сын Божий! Какое дело сынам Божьим до морали!»
Христианство дало Эроту выпить яду: он, положим, не умер от этого, но выродился в порок.