Читаем Изобретение любви полностью

Изобретение любви

Руки в кровь дерут канаты, неизменна колея.Стужа ль, зной – артель в карьере портлендском ему семья.А схватить глоток досуга средь работы довелось –Проклинать он может Бога за неверный цвет волос [184].

Вплывают трое в лодке. Джером на веслах, Чемберлен (Джордж) пытается играть на банджо, (Фрэнк) Гаррис читает первое издание «Шропширского парня» [185].

Чемберлен, одиннадцатью годами старше, усатый, в полосатом пиджаке ядовитых цветов Джером и Гаррис – в твидовых жилетах и легких брюках с отворотом.

Чемберлен. Та-ра-ра… держи правее, Джей. Та-ра-ра-бум…

Джером. Хочешь взять весла?

Чемберлен. Нет, у тебя прекрасно получается… бум-ди-эй…

Гаррис / Джером. Джордж, заткнись!

Гаррис. Кто-нибудь проголодался?

Чемберлен. Гаррис бездельничает с самого Хенли.

Гаррис. Когда Чемберлен сказал, что мы пойдем вверх по реке, я решил, что речь идет о лодке, которая перевезет людей из одного места в другое. Обратный распорядок мне в голову не приходил. Лично мне не было никакого резона перемещать лодку оттуда, где она была; по мне…

Чемберлен / Джером. Гаррис, заткнись!

Чемберлен. Где мы, Джей?

Джером. Подходим к Редингу.

Чемберлен. Рединг!

Смотрят вперед.

Мы минуем тюрьму?

Джером. Может быть, Оскар увидит, как мы проплываем… В «Савое» он всегда просил комнату с видом на реку.

Гаррис (торжественно). Проститутки плясали на улицах.

Чемберлен. Джей тоже плясал.

Джером. Ничего подобного. Это правда, что в качестве редактора популярной газеты я счел своим долгом выразить протест, но я не испытываю гордости от того факта, что я, как, по-видимому, и все прочие, кто косвенным образом нес ответственность за трагически развернувшееся…

Чемберлен / Гаррис. Заткнись, Джей!

Джером. Я не раскаиваюсь. Я бы, может быть, раскаялся, если бы он утаивал свой злосчастный порок как джентльмен.

Чемберлен. Например, позируя в роли джентльмена.

Джером. Именно. Его труды тоже не будут долговечны. Декаданс – это тупиковый путь в английской жизни и словесности. Здоровый юмор и дивные добрые небылицы. Загляните в Шекспира.

Чемберлен. Или в твои книги.

Джером. Об этом не мне судить.

Чемберлен. Верно, Гаррис, хватай его за ноги.

Джером. Эти стихи мне дал Робби Росс [186]. Робби заучил несколько наизусть, чтобы прочесть Оскару на свидании в тюрьме.

Джером. Ах да, Госси [187] как-то рассказывал мне, кто этот Хаусбот, которого Робби так любит.

Гаррис. Не Хаусбот. А. Э. Хаусмен.

Чемберлен. Альфред Хаусмен?

Гаррис. Похоже, он сошелся с дурными людьми в Шропшире. Никогда еще не читал книг о том, что мертвым быть лучше, чем живым.

Чемберлен. Это он!

Гаррис. Никакого спасу нет: если тебя не застрелили, не повесили и не зарезали, иди и убей себя сам. Жизнь – вот проклятие, жизнь – вот беда, Бог – недотепа, вишневый цвет – мил весьма.

Чемберлен. Он профессор латыни.

Джером. Но повадки у него греческие, а, Джордж?

Чемберлен. Года три или четыре назад он был простым клерком в нашей конторе.

Джером. В смысле, уранические повадки.

Чемберлен. Как это определить?

Джером. Я бы смог. Есть ли что-то необычное в том, как он одевается?

Гаррис. В отличие, например, от Джорджа?

Джером. Ловко он подметил, а, Джордж?

Чемберлен. Подтяни-ка весло, Джей.

Джером. Хочешь взять весла?

Лодка уплывает.

Одинокий АЭХ стоит под звездным небом. В отдалении – фейерверк. Юбилейная ночь [188], июнь 1897 года.