Изо

– Не вижу, – призналась Света. – Я вижу только солнце и искорки. Может, он не волшебный?

Катя взяла у нее камень, поднесла к глазам, сказала:

– Слепая, что ли? Ну, вот же! Вот я иду. И вот! Очкашка!

Она сунула камень ей в самые очки, и Света, как ни вертела его, как ни вглядывалась в полупрозрачную белую поверхность, в очках или без очков, ничего, кроме солнца и бликов в воде, не видела.

Катя спрятала камень в карман и двинулась куда-то по берегу. Света глядела ей в спину. Катя ссутулилась, она была как большая замерзшая птица. Не было ничего важней, чем утешить ее. У Светы разрасталось что-то постороннее, чужое в груди, ближе к горлу; в висках было горячо. Катя не хотела больше разговаривать с ней, она уже не любила ее. Это потому, что Света не хочет отдать ей деньги. А если отдать, то Катя станет такой, как всегда, и с ней можно будет разговаривать про красивого Пашку и про что хочешь, и даже когда не говоришь с ней, а просто идешь вместе куда-то, с ней хорошо. Они бы вместе смогли исследовать этот берег!

Хотя, похоже, Катя уже бывала здесь. Она шла вдоль воды уверенно и не оглядывалась на Свету.

Света думала о том, что снова настанут дни, когда надо будет скрывать, что у тебя нет денег, и на уроках всегда будешь помнить, как хочешь есть. Нина будет тянуть ее в столовую, а потом захочет поговорить с ее мамой. Или уже не захочет? Нину бы сюда, Нина бы знала, что делать…

– Катя! Катя! – закричала Света в спину подруге.

Та остановилась у двух деревьев, росших у самой воды, и зачем-то трогала рукой ближний ствол и ветку. Теперь надо было произнести: я отдам деньги. «Сейчас, сейчас скажу», – уговаривала себя Света.

– Дашь денег? – спросила Катя, обернувшись к ней. Слезы текли у нее, капали с подбородка на куртку.

– Дам, – тихо выговорила Света, но Катя поняла ее в шуме реки.

Она вытащила шаролунник, подбросила его и поймала, как мяч. На красном, распухшем лице появилась неуверенная улыбка. И сразу же стало можно подойти к ней!

Теперь Катя покажет ей берег – вон там, дальше, почти не осталось льда. Летом в реке можно увидеть лягушек и жуков-плавунцов, а иногда на воду садятся дикие утки. Кто знает, вдруг они сейчас прячутся где-то рядом, и их можно найти? Но нарисует-то Света цаплю, стоящую на одной ноге, хотя у них на реке и нет никаких цапель. Бывало, что ей не терпелось скорее сесть рисовать. И теперь она думала, что почти вся вода будет состоять из бликов, и только немножечко голубого, и зеленого, и светло-коричневого. И совсем не надо свинцово-серого цвета, который здесь всюду. Когда солнце ненадолго пряталось в тучах, все делалось серое, и остро хотелось домой, чтобы начать рисовать яркую реку. Жаль, что Кате нельзя поехать с ней. Света думала, что Катя ничуть не мешала бы ей, если бы сидела рядом и смотрела, как она рисует. Вот бы не расставаться с Катей на всю неделю.

Света опять представила, как тяжело будет тянуться эта неделя и как страшно, если мама с папой узнают, что у нее снова нет денег. И если узнает Нина. Пожалуй, она не захочет больше со Светой дружить. Скажет: «Что за недотепа, не стану просить, чтоб тебя не ругали!»

«Никто со мной теперь дружить не захочет, – думала Света. – Только Катя будет со мной дружить!»

Вот бы не расставаться с Катей! Почему они видятся только по воскресеньям? Вот бы и она, Света, жила в детском доме! Домой возвращаться страшно. Опять мимо стройки и по грохочущему мосту, по которому люди не ходят, только ездят машины. И страшно думать, что ее ждет дома. Для тех детей, которые дома жить по разным причинам не могут, есть детский дом, похожий на садик. И там, в детском доме, они с Катей были бы всегда вместе.

– Катя, – спросила Света, – а меня возьмут к тебе в детский дом?

– Зачем это? – вскинулась Катя. – Ты что, не пойдешь к себе домой?

У Светы в несколько минут созрело решение, ей казалось, что ничего лучше и придумать нельзя, но Катя смотрела на нее как на глупую.

– Давай лучше ты ко мне будешь по воскресеньям приезжать, – сказала она. – Тебе дома ведь дают деньги?

– Я не знаю, – сказала Света, – дадут мне опять или не дадут.

У Кати стало испуганное лицо.

– Но я не могу, – сказала она, – не могу отдать Пашке шаролунник. Не все же слепые, как ты! Вот ведь…

Она снова достала камень и поднесла к лицу, и сразу же опустила руку, воскликнула:

– Как ты можешь не видеть, ну же! – и опять показались слезы. – Это и не Пашкин ведь шаролунник, – шмыгая, сказала она, – это мальчишки украли, я говорила тебе. У бабы Вали. Если она узнает, кто шаролунник у себя держит, она точно уж наколдует, чтобы тому умереть.

Катя потерла глаза пальцами.

– А если повредишь ему – тоже умрешь. А если Пашке отдашь целеньким…