Долгий взгляд глаза в глаза, наши улыбки друг другу и восторженные аплодисменты гостей, возвращающие с небес на землю. А потом танцы, шампанское, крошечные — на один укус — закуски, смех, улыбки… Мне даже не приходится притворяться няшей, потому что я на самом деле счастлива и готова любить всех и каждого. Плевать на босые ноги, жуткий цвет платья и немного растрепавшуюся прическу. Какая разница, если вокруг меня столько счастливых, уже не кажущихся пафосными лиц? Когда отец ведет в танце, забрав ненадолго у не менее счастливого жениха? Когда следующий танец танцуют до сих пор влюбленные друг в друга родители, а я прижимаю к себе брата, потому что он не признает чужаков? И как он перебирается на руки к Рэву, потому что считает его своим кумиром. Неважны, совершенно неважны и до смеха кажутся нелепыми мои переживания по поводу платья. Потому что будь я даже в мешке из-под картошки, пока я с теми, кто любит меня, и кого люблю я, я — самый счастливый человек во всех мирах!
И когда ноги уже подгибаются от танцев, когда голова кружится от выпитого, корсет поджимает набитый закусками живот, а праздничный вечер плавно перетекает в ночь, гости разбредаются по домам и выделенным им комнатам.
Решила последовать их примеру и я. И так как гостей по-прежнему слишком много, уйти предпочитаю по-английски. Не прощаясь, то есть. Предупредила только Рэва, его родителей и своего отца, который остался в зале в то время как мама ушла укладывать Никиту.
— Я провожу, — вызвался… отец! Не дав даже рта раскрыть собравшемуся что-то сказать Рэву.
Ну… папа!
Посылаю ему исполненный угрозы взгляд, но у папы иммунитет, и мои усилия остаются незамеченными. А у меня, между прочим, были большие планы на этот вечер! И начаться они должны были в уютном полумраке коридора… Хотя план провалился бы еще на этом этапе, потому что коридоры ярко освещались. Но когда двум влюбленным мешал яркий свет? Ладно, на этом этапе тоже что-то не так, потому что мы с Рэвом считаемся влюбленными, но почему-то наш первый поцелуй случился только сегодня. Старательно натягивая улыбку, обхватываю папу за руку и веду его к выходу. Я привыкла оправдывать нежелание Рэва остаться со мной наедине папиными запретами, но стоило признать, что вряд ли хоть какие-то запреты помешали бы ему, будь у него желание быть со мной. По-настоящему. Не как друг, от мимолетных прикосновений которого внутри все переворачивается.
— Понравился вечер? — спрашивает папа, когда двери зала оказываются далеко за спиной.
— Да, — от неубедительности сама кривлюсь.
— А казалась такой счастливой, — папа прищелкивает языком и смотрит так, будто уже все знает, но ждет моих претензий. Да и, конечно, знает, он же не идиот.
— Почему ты не дал ему проводить меня? — спрашиваю в лоб.
— И дать гостям повод обсудить вас и домыслить подробности?
Приходится признать его правоту и свою недальновидность, но так хотелось же…
— Об этом я не подумала…
— Я так и понял, — усмехается. — Но нужно быть аккуратней, ты теперь на виду, к тебе и так уже приклеилось прозвище «босоногая принцесса».
— Правда? — оживляюсь, потому что прозвище нравится! — Так и называют?
— Слово в слово, — кивает серьезно, хотя глаза смеются.
— Ради этого стоило отоптать себе пятки!
В ответ отец только смеется, и я прижимаюсь щекой к его плечу, крепче обнимая сильную руку.
— Люблю тебя, пап, — говорю тихо.
— И я тебя, мартышка, — целует в макушку.
***
Предрассветные часы, но замок еще не спит. Прошло тридцать минут с тех пор, как отец проводил меня до дверей спальни, пожелал спокойной ночи и ушел. За это время я успела в рекордно-короткий срок: избавиться от платья, принять душ, привести в порядок пришедшую в негодность прическу, насладиться оставшимися кудряшками, обновить макияж, найти и надеть белье, подумать немного, снять его и надеть другое, надеть чулки, снять чулки, и все-таки решиться надеть чулки. И вот сижу на кровати в волнительном ожидании своего принца. Откуда знаю, что придет? Ну, скажем, женское сердце почувствовало… правда, то, что пониже спины. Ощутило напряжение между нами во время церемонии, когда владелец «напряжения» прижимался бедрами к тому самому женскому, в котором при правильной позиции можно разглядеть очертания сердечка.
Сижу теперь, жду. Время идет, а Рэв нет.
Спустя десять минут решаю взять инициативу в свои хрупкие женские руки, открываю портал и в чем была — в белье и чулках — шагаю прямиком в его спальню. В ней пусто, хотя горит прикроватный светильник. Скептически оглядываю заправленную постель, пытаясь понять, гуляет еще Рэв на торжестве или занят чем-то другим? Балы он не любит и вряд ли остался бы дольше меня. Значит, что-то его задержало?