Изнанка матрешки. Сборник рассказов

– Я и не собираюсь убегать… – Пошёл Он на хитрость и чуть позже вдохновенно добавил: – Пузо к пузу!.. Одними животами посталкиваем, пусть только полезут!

– Га-а! – Андромед от неожиданности тяжело покрутился на месте. – Ай да, Елен! Понял?.. Понял!.. Ну, иди, посмотри на них. Будешь знать, ещё больше укрепишься.

Предводитель толстяков важно подвёл его к краю площадки, ограждённой с этой стороны каменным парапетом.

– Не бойсь! – поощряли толстяки. Они тоже сгрудились у ограждения и, насколько им позволяли животы, перегнулись через него, рассматривая что-то внизу.

Посмотрел туда и Елен.

Подобно птице Он парил, казалось, в поднебесье, а внизу простиралась цветущая страна. Только прямо под ним ржавой подковой виднелась вытоптанная земля, там козявками сновали люди, от разложенных костров тянулись серые шлейфы дымов. Сюда едва долетал шум многолюдного табора.

– Они… – с одышкой сказал Андромед, – полезут сюда, как только созреют. А мы их вот так, – и он боднул перед собой разросшимся брюхом, далеко высунув его за каменную кладку. – Посталкиваем всех! Ага!

Это же… Та же Крепость! – в немом вскрике застыл на месте Елен. – Её должен одолеть я – Пуклик!..

Переключая душ то на холодную, то на горячую воду, Он смывал очередной пот недавних трудов при одолении скалы близ Крепости. И трезво рассуждал. О себе, о переходах из одного состояния в другое, взывал к кому-то неведомому с вопросами и не получал ответа.

Мысли и вопросы, возникающие у него, были серьёзными и сердцу приятные. Не всякий, наверное, уж, – думал Он с удовлетворением и каким-то болезненным превосходством надо всеми, – занимается таким странными до дикости проблемами, как Он!

Вытерся полотенцем до красноты под кожей. Отметил упругость мышц груди и бицепсов. Надел свежую рубашку, стираную через приёмный пункт стирки, потому хорошо выглаженную и сахарно-белую, снял с вешалки в шкафу и примерил костюм, купленный лет шесть-семь тому назад. Тогда костюм в носке был недолго – его телесная стать, пухнущая день ото дня, помешала в нём ходить, а сейчас брюки были не то чтобы в пору, но ширинку застегнуть удалось без особых трудов. Пиджак сошёлся бортами.

Ему захотелось посмотреться во весь рост, но зеркала такого у него никогда не было, так что пришлось сымпровизировать. Открыл балконную дверь и в её стеклянном отражении хотя бы приблизительно осмотрел себя от коленей до головы.

Получилось вполне прилично. Уши избавились от опухоли и уже при повороте головы не напоминали антенны аэродромных локаторов. Щёки слегка ввалились, удлинив лицо и придав ему вид добродушного бульдога. А живот… Живот был, куда ему деваться. Ну, так на него уже можно было смотреть без боязни даже сбоку и при желании не замечать его размеров.

Настроение от созерцания своей преображённой особы поднялось до той критической точки, когда надо выпить или принять некое экстравагантное решение. И оно, решение, созрело неожиданно и счастливо. Так ему показалось. Через полчаса Он сидел в ресторане и удивлялся не столько ценам, поднятым за последние десять лет, пока Он сюда не заглядывал, сколько самому себе.

В кои веки!.. И если бы сидеть сейчас не одному… Скажем, если бы сидеть с ней. Можно было бы поговорить… Мало ли о чём можно поговорить, когда сидишь в ресторане не один.

Слегка поколебавшись, заказал триста граммов коньяка и изысканные для себя закуски: фирменный салат с причудливым названием, заливную рыбу, солянку полную и лангет со сложным гарниром. Естественно, кофе, запивку там, какая была.

Да-а! Это значительно лучше, чем колбаса с картошкой на кухне в полном одиночестве под водку. И значительно лучше компании обжор-толстяков с их жирным отнюдь нескромным столом…

В понедельник проснулся за пять минут до звонка будильника. Ещё лёжа в кровати, попытался поднимать ноги под углом в тридцать градусов к постели и удерживать их в таком положении до счёта семь. После чего следовало отдохнуть в течение такого же времени, затем упражнение повторить. И так раз семь-восемь. Любимое его занятие в стародавние студенческие годы. Он тогда с уверенностью знатока рекомендовал это упражнение знакомым и незнакомым людям, склонным к полноте. Живота, утверждал, не будет через месяц. И удивлялся, почему те не торопились воспользоваться его такой разумной подсказкой.

Теперь испытывал на себе. Движения, кроме, может быть, первых двух, не удались. К тому же стал потеть. От такой неудачи хотел расстроиться, но хорошее настроение после сна не оставило его и победило подступающее уныние.

Тщательно побрился. Глядя на своё отражение, не без удовольствия отметил: – С таким лицом Крепость брать не страшно и не стыдно!.. А что? Подбородок, если убрать два других под ним, а они постепенно сходят на нет, вполне волевой. В глазах не сталь, конечно, зато блеск в них говорит об упорстве. А как же назвать его поведение в тех неординарных условиях, в которых он живёт уже почти три месяца? Упорство и труд!.. Высокие залысины не обезобразили, а открыли лицо и сделали лоб выше.