Изнанка гордыни

Я стиснул до хруста челюсть и прикрыл глаза в бешенстве. Насмешки и убогие шуточки. О, они наслаждались затеянным герцогской дочкой спектаклем. Казалось, в комнате собрались все обитатели замка. Приживалки, подружки, бедные родственницы. Те, кого я задел случайным колким словом, кем пренебрег или обидел намеренно или походя. А ничтожества, с которыми мне не случилось пересечься, просто радовались, им немного надо — любое унижение знатного человека уже счастье.

Смеялись даже слуги.

Вдова перестала вопить и начала возмущаться. Еще более противно и так же громко, как умела она одна.

— Лорд Элвин, ну скажите же что-нибудь, — с фальшивой заботой обратилась ко мне Франческа. — Зачем вы отводите взгляд, неужели вам совсем нерадостно нас видеть?

Я открыл глаза. Она стояла надо мной, и лицо ее дышало злым торжеством. В тот момент мне казалось, что я никого и никогда не ненавидел сильнее.

— Зачем вы сидите на полу? В кресле будет куда удобнее. Хотя, надо полагать, вас куда больше привлекает кровать вдовы Скварчалупи.

Я знал, что нужно сделать. Встать, посмеяться вместе со всеми, отшутиться, включиться в игру, чтобы сохранить лицо. При должном умении даже такой полный разгром можно превратить в мелкое поражение, а то и обратить себе на пользу.

Но я не мог. Боялся, что не справлюсь с собой и убью ее.

Магия рвалась сквозь пальцы так, что руки сводило. Огонь. Испепеляющий и чистый. Казалось, я дышу им и непонятно, как светские бездельники вокруг умудряются ничего не замечать. Камень пола заметно нагрелся, температура воздуха тоже подскочила, а когда я оперся о деревянный подлокотник кресла, на нем остался обугленный след.

Только понимание, что если я сейчас позволю себе потерять контроль, то ничего уже нельзя будет изменить, и Франческа навсегда останется в моей памяти торжествующей победительницей, спасло всех.

— Что вы говорите, сеньора Скварчалупи? Он правда вас поцеловал? — новый взрыв хохота.

Я встал и пошел к выходу из комнаты. Перед глазами мелькали насмешливые лица, смех стоял в ушах. Никто не удерживал меня. Лишь в спину ударило “Куда же вы?”, но освобождение уже было рядом — руку протяни.

— Не надо, Бьянка. Оставь его, — услышал я голос Франчески, выходя из комнаты.

Не помню, как дошел до конюшни. Не стал будить конюха — невыносимо было видеть любое человеческое лицо. Внутренне я все еще переживал унижение. Мне хотелось разрушать. Ведомый больше инстинктом, чем соображениями разума, я оседлал лошадь и погнал ее по ночной дороге к отрогам гор.

Только у подножия Вилесс я позволил себе спешиться и дать выход бешенству. Огненный шторм вырвался наружу. Пламя бушевало на склоне, испепеляя травы и деревья, сжигая сам камень.

Я поливал скалы огнем, но гнев не утихал. Перед мысленным взором вновь и вновь вставали лучащиеся самодовольством, хохочущие лица людишек.

Франческа, ты знала, каким орудием лучше нанести удар.

Унижение. Его так давно не было в моей жизни, что я совсем позабыл этот горький вкус. А подобного публичного позора и вовсе не получалось вспомнить, сколько ни пытался.

Особенно мучительно было сознавать, что до этого вечера я действительно испытывал к Франческе некоторое романтическое влечение, причин которого не мог понять. Должно быть, душа была прозорливее самонадеянного разума и чувствовала в девушке тайную силу духа за маской жертвенной овечки.

А какой позор в том, что меня — меня, который так гордился своим умением читать в человеческих душах, переиграла обычная человеческая девчонка, едва достигшая совершеннолетия. Я снова и снова перебирал в памяти наши разговоры, все эти осторожные расспросы и явственно видел: то, что казалось интересом влюбленной девицы к таинственному аристократу, на самом деле было разведкой. Она изучала меня, искала слабости, чтобы потом больнее ударить.

Хвала богам, что я не привык хоть кого-то допускать к своему сердцу.

* * *

Я вернулся в Кастелло ди Нава с первыми рассветными лучами, передал заботам сонного конюха лошадь, растолкал слуг и приказал таскать воду для ванны. В голове, несмотря на бессонную ночь, стояла удивительная ясность, восприятие было четким.

Вместо того, чтобы, по обыкновению, позавтракать в комнате, я спустился к общему столу. Ехидный комментарий от Франчески показал, что девица не оставила этот маневр без внимания.

За завтраком я молча стерпел смешки и намеки с женской половины стола. Присутствие мужчин несколько остужало пыл сплетниц. Герцог никак не прокомментировал мой ночной поход, видимо, ему еще не доложили о происшествии. Оно и понятно, не в интересах Франчески привлекать внимание грозного родителя к своим шалостям. Так же, как понятно, что, рано или поздно, Умберто Рино все равно узнает.

После завтрака она собиралась удалиться в свои покои в компании пары подружек, но я заступил им дорогу.

— Идите, — велела она в ответ на вопросительные взгляды девиц. — Я вас догоню.

Те посмотрели на меня и, не сговариваясь, прыснули.

— Как себя чувствуете, лорд Элвин? Как спалось ночью? — спросила Франческа, когда девицы немного отошли.