Изнанка гордыни

Золотые феи танцуют — совершенные в своей наготе, свободные и беспечные.

Смех перезвоном колокольцев.

Зов “иди к нам”.

Я встаю, расправив радужные крылья. Одежды спадают ненужным грузом.

Я умею летать!

Хоровод в воздухе. Рука об руку с сестрами.

Мы смеемся и кружим в вихре танца.

Гладкая скорлупа купола над головой и блестяще озеро меди под ногами.

Становится жарче. Озеро раскаленного текучего металла бурлит и вспенивается. В нежном пении арфы нарастают зловещие нотки. Танец ускоряется, струны звенят торопливо, тревожно. Все трудней поспевать за мелодией. Купол над головой наливается темным пламенем.

У меня кружится голова.

Все плывет, сливается в мельтешении золотых искр.

Вспышки света.

Бесконечный бег по кругу.

Арфа грохочет, взвизгивает, дребезжит — разнузданно и фальшиво.

Задыхаюсь. Сердце бьется, как сумасшедшее. Слишком быстро. Больше не могу так…

Щеку ожигает болью, и все прекращается в один миг.

Я сижу на полу и Элвин, склонившись, трясет меня за плечи.

— С возвращением к опостылевшей реальности, сеньорита, — его голос сочится ядом. — Как вам грезы бронзовой Вары?

— Что?

Я пытаюсь пошевелиться и вскрикиваю от боли. Мышцы задеревенели, по телу бегут кусачие мурашки.

За окном темно, комнату заливает безжизненный яркий свет от шара под потолком.

Вечер.

— Что случилось? — спрашиваю я дрожащим голосом. — Только что было утро.

— Случилось, что одна хорошенькая идиотка зачем-то полезла в мои вещи, — зло отвечает маг. — Как будто опыт со шпагой ее ничему не научил.

Смущенно отвожу взгляд. Зря я надеялась, что Элвин не узнает про обыск. Щека все еще пульсирует болью. Подношу к ней руку и не могу поверить.

— Ты ударил меня?

— Три раза, — подсказывает он.

— Ты. Меня. Ударил!

— А вы предпочли бы так и сидеть, пуская слюни на эту дрянь? — маг протирает бронзовое яйцо тряпицей, следя за тем, чтобы не касаться оголенной кожей поверхности, затем убирает страшную игрушку обратно в шкаф.

Я отворачиваюсь. Щека неприятно горяча, но сильнее боли возмущение. Он меня ударил! По лицу!

Элвин наклоняется, берет меня за подбородок:

— Тссс, не дергайся! Проклятье, похоже, будет синяк. Подожди, сейчас смажу.

Сдерживаю порыв крикнуть ему в лицо “Мне ничего от тебя не надо!”, вырваться и уйти. Так я сделаю хуже только себе. Он смазывает мне щеку мазью, потом резко дергает за ошейник, принуждая подняться.

Его лицо близко-близко. Кого другого, может, и могла бы ввести в заблуждение обманчиво любезная улыбка, но я вижу — маг зол не на шутку. Пытаюсь отодвинуться. Элвин улыбается шире и снова дергает за ошейник.

— Значит так, сеньорита. Я видно слишком добренький хозяин. И слишком занят, чтобы уделять вам внимание. Так что у нас новые правила. Во-первых, запрещаю трогать вещи в моей комнате без спроса. Любые вещи. Это понятно?

Его рука все еще лежит на проклятой полоске кожи, мешая отстраниться. Трудно дышать. Чувствую, как через ошейник в мое сознание вливается чужая воля, превращая запрет в абсолютный закон бытия.

— Во-вторых, надо и правда придумать вам занятие, чтобы не скучали в мое отсутствие. Скажем, уборка в часовой комнате. Уверен, вы с ней справитесь куда лучше брауни.

Конечно, еще одно унижение. Кажется, ему никогда не наскучит издеваться надо мной. Закрываю глаза, чтобы не видеть его лица. Могла бы — и уши заткнула, но маг не позволит этого сделать. Приходится слушать, как ненавистный голос продолжает:

— В третьих, надо как-то оградить вас от проявлений вашего могучего интеллекта, поэтому отныне вам запрещается покидать башню. У меня нет времени бегать и вытаскивать сеньориту изо всех неприятностей, в которые она изволит угодить.

— Все? — с отвращением спрашиваю я. — Я могу уйти?

— Идите, — маг разжимает пальцы. Снова можно дышать. Отшатываюсь, растирая горло.

Уже в спину мне летит:

— Франческа!

Я не оборачиваюсь, делаю вид, что не слышала, но он продолжает.

— Это было очень глупо. Здесь, на Изнанке, вещи часто не то, чем кажутся. И многие опасны так, как ты даже не в силах представить.

От моего хлопка дверью содрогаются стены.

Глава 15. Зверь, что прячется внутри

Элвин

На праздник первого снега я опоздал. За годы, что был в отъезде, княгиня перенесла место празднования, о чем ни словом не упомянула в приглашении.

То ли забывчивость, то ли многозначительный намек на мой нынешний статус при ее дворе. Как хочешь — так и понимай.

Нижний берег Темеса изрезан заливами и бухтами. Летом здесь хорошо прятаться от нескромных взглядов в зарослях рябины и орешника, в воздухе стоит терпкий запах медоносных трав и гудят пчелы. Сейчас скорбные силуэты плакучих ив повисли над рекой, развесив припорошенные снегом ветви, словно гигантскую паутину.