Изнанка

«Милосердие, говорите? Я вас научу милосердию… Вы сумеете ощутить вкус этого слова, оказавшись в цветущем, солнечном аду…»

— Скажите ему, чтобы поднялся ко мне в течение пяти минут, — бросила она охраннику, открывая резную дверь кабинета.

— Но, Кристина Николаевна, он просил…

Сти остановилась на пороге и медленно повернулась. Вкрадчиво прошептала:

— Что?

— Я только…

— Уволен. Володя, пусть этого кретина сейчас же выбросят на улицу и намекнут толпе, что он ярый сторонник президента.

Она хлопнула дверью, услышав, как охранник запричитал, умоляя не выставлять его. Потом раздалась короткая возня, приглушенный вскрик, и все утихло.

Откинув наконец капюшон, Сти подошла к распахнутому окну, возле которого уже образовалась лужа от растаявшего снега, занесенного внутрь помещения, пинком толкнула створку, и та обиженно щелкнула. Она взяла хрустальный бокал и покрутила его в подрагивающих пальцах.

— Хотите босиком по травке? Будет вам босиком по травке… Смотрите не оступитесь!

Тяжелый хрусталь полетел в затворенное окно. Раздался звонкий удар стекла о стекло. Осколки бокала брызнули в разные стороны. Окно выдержало.

Вошел запыхавшийся Борис.

— Кристина Николевна, я очень занят. Что-то срочное?

Похожая на взбеленившуюся пантеру, Сти обернулась. Ученый даже попятился от ее вакуумного взгляда.

— Собирай всех верных нам сшизов начиная с пятой категории. И выше. Немедленно.

Борис ответил не сразу, испуганно прижав к неудобному свитеру авоську.

— 3-зачем?

— Мы выступаем в крестовый поход.

— Какой еще поход? — Ученый был совсем сбит с толку.

— В эсе будет много неверных. Они помешают счастливо жить остальным.

— С вами в-все в порядке, Кристина Николаевна?

— Более чем. Я несколько изменила планы. Нужно научить людей элементарным нормам поведения в благополучном мире — у них с этим всегда были проблемы. Халява расслабляет.

— Но эс не позволит, вы же знаете…

Сти улыбнулась:

— Мы как-нибудь договоримся.

На некоторое время в просторном кабинете обозначилась тишина, бередимая лишь пугливым потрескиванием ламп дневного света.

— Люди взбунтуются, они ложатся под С-установку не для того, чтобы снова попасть под ступни тирании, — промолвил наконец ученый.

— Нет, — снова усмехнулась Сти. — Мы будем разборчивы… И милосердны к невиновным. В новой эпохе не должно остаться места злу. Мы ждали тысячи лет и теперь не имеем права на ошибки. Слишком большое доверие оказала нам пришедшая сила… Поэтому останутся только те, кто готов взойти на следующую ступень эволюции. Останутся избранные и покорные. А иным не будет места в эсе. Пусть они бросаются здесь, в отжившей свой век реальности, друг на друга и перекусывают глотки, пусть они бегут прочь от карающей тьмы «капель», текущей из городов, пусть уходят в леса и добывают там пищу, чтобы прокормить чахлых детенышей. Пусть возвращаются в пещеры!

— Это похоже на инквизицию, — пробормотал Борис.

— К тому же, — продолжила она, игнорируя его слова, — нам нужно найти кое-кого. Одного неугомонного человека, возомнившего себя избавителем цивилизации от гнета взбесившихся снов… Его нужно остановить. Он — самый опасный враг эса.

— Вы говорите о…

— Борис, почему ты задаешь так много вопросов? Неужели не доверяешь мне? Разве не я привела тебя к прозрению? Кому ты обязан своими гениальными открытиями? Кто выделял тебе миллиарды на оборудование, подбирал квалифицированный персонал?

Ученый как-то сморщился и крепко стиснул в руках авоську.

— Я хотел помочь людям… Наука не палач, а демиург, Кристина Николаевна.

К Сти постепенно возвращались спокойствие и рассудительность. Нагнувшись, она подобрала острую хрустальную крошку.

— Знаешь, что я подумала? Когда-то мы были единым целым. Все люди, понимаешь? Дух и плоть. И кто-то очень давно разбил нас. Теперь мы валяемся мириадами стеклянных осколков. Порознь. Ощетинившись бритвенными краями. Если брать каждый по отдельности и пытаться склеить — ничего не получится. Изрежешься… Но можно собрать веником в совок, швырнуть в печь и выплавить новый бокал. А чтобы он был таким же прозрачным, как тот, изначальный, чтобы в стенках и ножке не попадались камешки, грязь, окурки и дохлые муравьи, нужно очистить материал… Так что, как видишь, я тоже демиург, а вовсе не изувер. Ступай, мой мудрый Борис, и собирай армию справедливости, которую когда-нибудь обязательно нарекут священной.

Неподвижный, фанатичный взгляд Сти был устремлен в набирающую силу пургу за окном. Задумавшись, она выронила маленький хрустальный осколок и вздрогнула от еле слышного звона, с которым он упал на паркетный пол.

Она подошла к столу и взяла маленькую деревянную фигурку лебедя — самую дорогую вещицу в этом безумном мире. Бережно поставила подарок отца на ладонь. Тонкая изогнутая шейка была заломлена назад и вбок. Своенравно, горделиво и… очень беззащитно.

Щелкнула дверь.

— Демиурги не боятся порезать палец, — совсем тихо произнес ученый, выходя, из кабинета.

КАДР СЕМНАДЦАТЫЙ Двойное стекло