Изнанка

Гене стало не интересно пялиться в окно. Он вздохнул и подошёл к лежащей на полу мёртвой женщине. Нужно было с покойной тёщей что-то делать, скоро ведь вонять начнёт. Да и погано как-то, что она вот так лежит. Придётся её вниз тащить и, наверное, в землю закапывать. Одна проблема — весила тёща килограммов девяносто. Жирная, как тюлень. Гена кисло поморщился: не могла что ли на первом этаже окочуриться? Или на улице. Вот зараза! Даже умерев подлянку кинула.

Он собирался вчера утром один в деревню поехать — всего на часок, чтобы вещи кое-какие забрать, — но тёща вцепилась, как жирный клещ: я с тобой, я с тобой! Она хотела комнатные растения из деревенского дома в городскую квартиру перевезти. Этот дом ведь продавать собирались и покупатель имелся. Почти все вещи уже перевезли, осталась всякая мелочь.

Ехал на часик всего, но из-за тёщи задержались — всё шлялась по дому, искала, чтобы ещё забрать. Потому и попали в эту заварушку. Обидно до чёртиков.

Гена с отвращением пихнул мёртвую женщину ногой.

— Всё из-за тебя, Анастасия Марковна.

Погано ещё и то, что жратвы мало. Почти все соленья, банки с вареньем и компотами уже в гараж в городе перевезли. Тут оставались лишь две банки с огурцами, банка с маринованным чесноком и банка с квашенной капустой. На кухне в шкафчике — пачка лапши. И всё. Не густо. Скоро придётся где-то жратву искать. Проблема. Ну, ничего, найдёт. Или украдёт. В любом случае, подыхать с голодухи он не собирался. Нужно только какое-то время продержаться — возможно, неделю, а может, и две.

Гена верил, что рано или поздно всё вернётся на круги своя. Чёрная пустыня исчезнет, а вместо неё появится нормальный мир с деревьями, домами и облаками в небе. Он внушил себе это нынешней ночью, и разубеждаться не собирался даже под натиском сотен аргументов. Гена был упёртым человеком и упёртостью своей гордился. Ему так было проще существовать.

Он понятия не имел, что случилось с привычным миром, откуда взялась эта пустыня. И у него не было ни малейших предположений. Версии деревенских, а тем более утырка Банана, ему казались полным бредом. Научный эксперимент? Испытание нового оружия? Перемещение на другую планету? Всё это чушь собачья! Чушь, которую может придумать только дурачьё. Лучше уж вообще ничего не придумывать, а сказать: «Случилась поганая хрень!» И остановиться на этом. Так тоже было проще.

Почесав живот, Гена нагнулся, взял труп за руки и потащил его к дверному проёму. Тяжко! Так и надорваться недолго. Он в очередной раз мысленно выругал тёщу за то, что она такая жирная. Сдвинул её всего на метр, а силы уже кончились.

Гена задумался… А может, ну её нахрен? Пускай себе валяется. Завоняет — да и ладно. Он ведь сам сдохнет, пока дотащит эту тушу до первого этажа. А потом ещё на улицу волочь, закапывать…

Нет, баста! Себя нужно поберечь!

Ему даже как-то хорошо стало от этого решения. Он отпустил руки тёщи, брезгливо вытер ладони об штанины и снова подошёл к окну. Фигурка женщины едва виднелась вдалеке. Мужик устало двигался по чёрному песку, возвращаясь.

Мимо ворот прошёл Прапор с чёрной птицей в руках. Гена ухмыльнулся: вот придурок, птицу какую-то подобрал! Что старикашка с ней делать будет? Жрать? Хотя, почему нет, он, Гена, сожрал бы. Мяса в ней, конечно, с гулькин хвост, но червячка заморить хватит. Вот же ушлый старикан!

Версию, что Прапор просто хочет позаботиться о покалеченной птице, Гена не допускал. Такое не могло уложиться в его голове.

* * *

И Марине и Капельке понравилась идея перебраться в дом Виталия. Для того, чтобы перенести все припасы — соленья, варенье, содержимое неработающего холодильника — пришлось сделать несколько ходок. Это Марина настояла на том, чтобы забрать всё съестное:

— Мало ли что. Вдруг кто заберётся и украдёт. Люди-то в отчаянии.

Борис рассудил, что это более чем разумно. Страх и отчаяние заглушают голос совести, стирают грань между «можно» и «нельзя». Кто-то выдерживает это испытание, кто-то нет. Глупо надеяться, что все в деревне стойкие к искушениям святоши. Если ничего в лучшую сторону не изменится, следует ожидать мародёрства, воровства.

Закончив переносить припасы, позавтракали бутербродами с чаем, после чего занялись домом тёти Иры. Она была женщиной запасливой — полный шкаф круп, макарон, сухофруктов. А в погребе — соленья, мешки с картошкой, банки с компотами и берёзовым соком, который Борис просто обожал. Он с детства помнил, что тётя Ира каждую весну уделяла особое внимание заготовке берёзового сока. Она добавляла в него немного сахара, мяту или лимонный сок, потом закатывала в трёхлитровые банки. Говорила, что берёзовый сок — это жизнь. Чай и кофе она не слишком-то жаловала, а соки и компоты обожала.

Когда делали последнюю ходку, к ним подошла пожилая пара. Борис вспомнил, что эти интеллигентного вида мужчина и женщина вчера, во время собрания в поле, стояли возле периметра и обнимали друг друга.