В итоге моя благосклонность упала на песенку трубадура из «Бременских музыкантов». Она не только была простая в исполнении и с хорошим позитивным смыслом, но и достаточно короткая, а значит, не придется долго мучится. К тому же меня подкупило то, что слова песни странным образом гармонировали с той ситуацией, в которой мы с Адамом и Маринэ невольно оказались и, если спеть определенным образом, звучали чуть ли не как заклинание на позитивное разрешение проблемы. Сами посудите:
Ну, чем не заклинание? Если правильно расставить акценты во время пения и держать в уме проблему, которую нам с Адамом надо разрешить, то можно попытаться подсознательно настроить Маринэ на нужный лад, чтобы она спокойно выслушала меня, после того как Адам ей все расскажет. Вот даже и слова подходящие есть «В час грусти и печали ты голос мой услышь». Интуитивно прочувствовав все это в доли секунды, я больше не раздумывая, ткнула пальцем в эту песню, вызвав недовольный возглас у Маринэ:
— Эй! А я думала, мы вместе будем выбирать тебе песню.
— Извини, Маринэ, но петь мне, так что выбирать должна только я. Поверь, тебе бы тоже не понравилось, если бы когда ты собиралась выступать, кто-то лез тебе под руку со своими советами в выборе репертуара — твердо сказала я ей. Девушка бросила на меня хмурый взгляд, но возражать не стала. А через несколько секунд, видно, решила, что этот инцидент не стоит ее драгоценного внимания, и вновь засверкав своей ослепительной улыбкой, предложила:
— Оль, а давай я тебя объявлю? Ты же все-таки не абы кто, а наша гостья!
— Нет, не надо! — воспротивилась я, с ужасом представив сколько народу тогда будет прислушиваться и приглядываться к моему выступлению. Но неугомонная Маринэ и не подумала меня услышать, а сразу помчалась приводить свою «блестящую» мысль в действие и, подложив мне эту упитанную свинью, с чувством выполненного долга вернулась в зрительный зал. Пришлось мне сконцентрировать все свое внимание на предстоящей песне и постараться не обращать его на выходки адамовой невесты.
Выйдя под аплодисменты, организованные девушкой, я сразу объявила, что посвящаю это песню Маринэ и ее друзьям (чтобы никого не обидеть). Но не потому, что мне так уж хотелось сделать ответный подарок Измаилу, а для того, чтобы Маринэ воспринимала все слова песни, как адресованные лично ей и как бы «примеряла» их на себя. Во время пения я думала о том, как хорошо бы было, если бы Маринэ простила нас с Адамом и мы бы по-прежнему остались друзьями, одновременно с этим стараясь вкладывать в мелодию и слова свои эмоции. Это оказалось не так легко, как я думала вначале, так что к концу моего выступления, хоть песня была и короткой, я почувствовала себя, как выжатый лимон. Но зато, когда я вернулась к друзьям, то увидела, что все остались довольны моим выступлением и успокоилась.
Только Измаил не дал мне как следует расслабиться, попросив спеть еще, причем сделал это с какой-то претензией, будто бы я ему что-то должна. Это меня как-то покоробило и заставило ответить ему резким отказом. Вообще внимание Измаила к моей скромной персоне начало меня все больше и больше напрягать. Я постоянно чувствовала на себе его хищный взгляд и от этого нервничала. Его внимание не только нервировало меня само по себе, но и ставило в неловкое положение перед Динарой. Мне было стыдно, что Измаил совсем ее не замечает из-за меня, и я не решалась лишний раз посмотреть в сторону девушки, боясь увидеть ее расстроенное лицо. Единственное, что приносило хоть какое-то утешение и чувство защищенности, так это то, что я сидела между Адамом и Тимуром, а не рядом с ним. Но сейчас Адам покинул свое место, отправившись петь с Маринэ и я сразу почувствовала себя неуютно.