Изменить себе

И вот, настал этот день. У нас с Матрикой одновременно отошли воды. Мы взялись за руки и вместе отправились в специально отведённую хижину. Роды принимала Месса. Нас положили на лавки, дали травяной настой. Такой боли я в жизни никогда не испытывала. Я бы сейчас не отказалась от какой-нибудь чудодейственной настойки, но сказали — нельзя, всё это может навредить ребёнку, так что надо потерпеть. Я думала, умру. Хотелось только одного, чтобы это всё закончилось. Закончилось всё быстрее у Матрики. Она моложе и крепче. Мне хотелось, чтобы на меня тоже обратили внимание, и тут помощница позвала Мессу, и они засуетились вокруг меня. Я поняла: сейчас всё произойдёт…

На меня смотрело голубоглазое «чудо», она совсем не была страшненькой, как все только что родившиеся малыши. Она была миленькой и тихонько спала рядом со мной. Я смотрела на неё, и слёзы, не переставая, текли из моих глаз. Вопрос номер один был решён, и теперь на меня обрушились все остальные, которые стояли в очереди. Я понимала, что просто не смогу оставить её. Какая судьба здесь ждёт моё сокровище? Что это за жизнь? Если бы был мальчик, то хотя бы были почёт и уважение, а так, сплошное удовлетворение потребностей.

Опять не выжил ни один ребёнок из тех, в зачатии которых участвовали только местные. Их род вырождался без какой-либо надежды. Бедная Матрика была сама не своя, я не представляю, как она это пережила. У всех моих девчонок всё получилось отлично, а Алина родила двойню. Героизму этой девушки я не переставала удивляться, она не знала ни усталости, ни боли, ни раздражения. Нас опять всех поселили вместе, как-то получилось так, что мы все разродились почти одновременно, с интервалом лишь в несколько дней.

Не было беззаботных бесед и радостного смеха. Все находились в своих мыслях, и никто не решался завести разговор о главном.

Когда я пришла на встречу с Артёмом в условленное место, то, пожалуй, впервые за последнее время действительно не хотела его видеть. И он, конечно же, это чувствовал, он всегда абсолютно точно определял моё настроение, это иногда даже расстраивало. Но причина ему была неясна. Я старалась не смотреть ему в глаза.

— Дарина, мы не виделись почти две недели, а ты даже на меня не смотришь. Что такое? Всё нормально?

— Да.

Он взял моё лицо в руки и повернул так, чтобы мои глаза смотрели прямо на него. Они были полны печали и слёз.

— О, нет! Дарина, ты опять за своё?

— Артём, я не смогу её здесь оставить! Не смогу!

— Я не хочу ничего об этом слышать. Она тебе не принадлежит. Ты не сможешь её воспитывать. Максимум, что ты сделаешь, это продлишь на полгода своё пребывание. А потом? Через месяц-другой ты опять забеременеешь, и, абсолютно точно, отцом ребёнка буду не я. Ты будешь рожать детей, пока сможешь, а потом тебя просто убьют.

— Да, и опять вернусь к ней. И мы будем вместе хотя бы какое-то время. Артём, давай останемся! Я не хочу обратно. Меня здесь всё устраивает. Может, всё изменится.

— Дарин, это иллюзия. Мы не можем здесь делать того, что хотим. Никаких нас не будет. Ты понимаешь, через год нам нельзя будет быть вместе. Поэтому я даже не допускаю мысли о том, чтобы ты добровольно здесь оставалась. Девочку мы с собой взять тоже не сможем. Дарина, мы вернёмся домой и можем жить вместе нормальной жизнью, нарожаем сколько хочешь детей. Пожалуйста, выбрось эти мысли из головы и не терзай себе душу.

Я закрыла лицо руками и просто ревела. Кругом была безысходность. Я не знала, что мне делать и как правильно поступить. Артём сел рядом и обнял меня за плечи.

— Ты даже не видел её. Она такая прелесть. Это такой желанный для меня ребёнок. Должно же быть какое-то решение?

— Вариантов нет. Ребёнка мы не сможем забрать, и нам тут задерживаться нельзя. К тому же я не уверен, что они нас добровольно-то и отпустят, пусть даже через 3–4 года. Им проще и безопаснее нас убить.

— Мне пора.

Он взял меня за плечи и сказал:

— Ты должна настроиться. Я прошу тебя.

Я посмотрела на него отстранённым взглядом, даже не слыша, что он говорит, пошла домой.

***