Изменить одиночеству

По факту все годы совместной жизни Даша содержала Валерия полностью, как инвалида или несовершеннолетнего ребенка. Она не интересовалась, сколько он зарабатывает. Какой смысл? В тумбочке, куда они решили складывать общие деньги, иногда появлялась какая-то смешная сумма от него. Даша эти деньги не трогала: пригодится ему на сигареты.

И вдруг такая неожиданность. Его тетя умерла, оставив Валерию по завещанию комнату в коммунальной квартире в центре. Его друзья помогли быстро комнату продать, вместе обмывали удачу, но какая-то приличная сумма все же осела в удивленной тумбочке. И Даша подумала, что это шанс из чего-то выбраться. Может, если привести в порядок те руины, в которых они живут, выбраться из коммунальных долгов, порядок и покой поселятся в тревожной душе Валерия. О минимальном комфорте для себя она даже думать без слез не могла. Она спросила у Валерия: может, сделать ремонт? Он равнодушно пожал плечами. Это истории за пределом его интересов.

А Даша взялась с энтузиазмом. Нашла рабочего, которого рекомендовали как мастера на все руки, закупила с ним материалы. В ремонтном беспорядке Валерий появлялся не часто. Даже ночевать предпочитал у друзей. А Даша и ночами все мыла, терла. Чему-то радовалась. О чем-то мечтала.

Однажды она прибежала домой, когда работы обычно бывали в разгаре. Но в квартире оказалось пусто. Мастера не было. Даша пыталась звонить ему, телефон не отвечал, потом оказался заблокирован. И только к вечеру она открыла свою тумбочку-сейф. Она была пуста. Ничего. Ни ее денег, ни первой и наверняка последней большой суммы от Валерия. Даша позвонила Валерию в ужасе и слезах. Он сказал, что сейчас приедет. Она села в кресло и стала бездумно, потерянно ждать. Задремала. Проснулась от того, что дверь выбивали. Потом, как в кошмарном сне, смотрела, как в квартиру заходят чужие люди — в черной форме полиции, в синих халатах врачей. И среди них Валерий с высоким, очень похожим на него мужчиной, который был его взрослым сыном. Руководителем одной из фирм «Роснефти».

Тот кусочек жизни, который последовал дальше, сохранен памятью в особом статусе. Рядом с пытками в домике маньяка-насильника. Это хранится там, где бессильно понимание, где умерла оценка. Осталась лишь тяжелая, как могильная плита, ненависть. Но в этом, втором случае, она адресована всем участниками, кроме Валерия. У него два адвоката: ее любовь и его смерть.

Дашу вывели из квартиры два черных полицейских, держа под руки. Привезли в отделение, долго допрашивали. А все, что она могла сказать, — это телефон работника, который делал в квартире ремонт, она даже не знала его фамилии. Потом вошел сын Валерия, важный и толстый Семен, коротко приказал полицейским кончать, как слугам. Появились врачи, и Даша с изумлением слушала, как Семен, которого она видела первый раз в жизни, рассказывает, какая она неуравновешенная, насколько склонна к странным поступкам. На какое-то время они остались с ним наедине. Даша спросила:

— Если я правильно поняла, то вы обвиняете меня в похищении денег отца? Утверждаете, что я в сговоре с рабочим? Но почему меня везут не в тюрьму, а в психушку?

— Потому, что мы с отцом заметные, уважаемые люди. На виду. Его жена не может быть уголовницей, — ответил Семен. — Она может оказаться только сумасшедшей, от этого никто не застрахован.

Дашу там, конечно, не лечили. Ее жалели. Давали валерьянку, чтобы не так страдала. Сестры шептались у нее за спиной. «Муж запер». «Его сын — большой бугор». «Может, еще и посадят». А потом пришел Валерий, поговорил со старшей сестрой, заплатил ей, и их проводили в крошечную кладовку, которая запиралась изнутри. И он там был с ней, любил, обладал, восторгался, как будто они не в закутке психушки, куда Дашу с его согласия запихнули беззаконно и бесчеловечно, а в самом тихом уголке рая. И в Даше не просто не было протеста. Ее тело узнало его, ее душа отдыхала в неге.

Даша заметалась по своей новой, свободной, красивой и чистой квартире. Здесь нет ничьей тени. Здесь только ее место, ее время — для правды, для выводов, для приговоров. И она бессильно ударила кулачками гладкую, теплую, сочувственную стену. Первый приговор себе: она неисправима. Не борец, не личность. Ей даже не пришлось ничего прощать Валерию. Он в ее сознании и сейчас вне вины. А его сын, тот тупой чужой чиновник — враг. Ему — ненависть. А Валерию — все та же печальная любовь и… Да, и ее, Дашина, вина. Она винит себя в его смерти.