Изменяющая миры

“Я...” — начала было Госпожа-Песен, но заколебалась. Момент колебания затянулся, чтобы затем превратиться в нечто иное. Глаза певицы памяти снова встретились с глазами Золотого-Голоса, и ее молчание красноречиво отвечало младшей кошке, так как певица памяти знала эту жажду и потребность из песен памяти других. Она разделяла ее, сливалась с этой жаждой так, как не мог никто, кроме певицы памяти, и будучи таковой, она знала — как не знал никто другой — как трудно было не отдаться этой жажде.

“Я не думаю, что завидую тебе, сестра-по-выбору, — произнесла в тишине Ветер-Памяти. — Любой певице памяти знакомо желание слиться с мыслепеснями Народа, слышать, чувствовать и ощущать всех тех, кто пришел до нас, когда они оживают вновь — через нас. И поскольку мы пели песни тех, кто вступал в связь с людьми, даже в те дни, когда продолжительность человеческой жизни была настолько коротка, что поступить так означало также принять собственную смерть, любой певице памяти известны эти жажда и потребность. Чтобы выбрать…”

Она медленно покачала головой, в жесте, который Народ позаимствовал у своих человеческих друзей, но Золотой-Голос по-прежнему смотрела прямо на нее.

“Жизнь — это выбор, Певица Памяти. Тот факт, что никто из Народа никогда не выбирал то, что выбрала я, и не жил жизнью, которую прожила я, не может изменить этого. Если у меня были времена боли и потерь, то были и радость и любовь. — Ее гибкий хвост вытянулся, нежно, но крепко обернувшись вокруг Смеющегося-Ярко. — У меня есть Смеющийся-Ярко, и наши котята — да, и еще его человек, потому что у Танцующей-на-Облаках хватит любви на руки рук Народа, и, как и Смеющийся-Ярко, она и ее люди стали для меня таким же кланом, каким был Клан Солнечного Листа. Может быть, это и есть причина, по которой та, что могла стать певицей памяти, установила связь с человеком, а затем и вступила в брак”.

“Что ты имеешь в виду?” —настойчиво спросила Ветер-Памяти, а Золотой-Голос внимательно рассматривала ее в течение нескольких длинных вдохов. Прыгающий-в-Ветвях напрягся и ощутил такую же реакцию со стороны остальных членов своего клана — особенно со стороны Госпожи-Песен и Эха-Времени — когда они пробовали ее мыслесвет. В нем была глубокая искренность, несмотря на юность, но так же и несгибаемая убежденность, твердая, как дюраллой металлических ножей и топоров, которые люди дали Народу. Это не был вызов. Это было нечто большее — словно несокрушимая сила природы — словно ветер, способный повалить даже самое мощное частокольное дерево или королевский дуб. Он понятия не имел, что стоит за этим, но в тот момент он почти жалел старейшин и певиц памяти Клана Солнечного Листа, которые встретились с чем-то подобным, когда пытались заставить ее стать певицей памяти.

“Я имею ввиду, что пришло время закончить наш великий обман, Певица Памяти, — очень тихо произнесла Золотой-Голос. — Нам уже давно пора показать людям всю степень своей разумности”.