Измена. Жизнь заново

– И сейчас не даю. Ритка – подруга детства. По старой памяти помог ей с работой. Все! И вообще, она была замужем, воспитывает дочь. Ровесницу нашей Ляльки.

– Была? – я поворачиваюсь к мужу. – Это ключевое слово.

– А ты у меня пила! Пилишь и пилишь!

Глеб легко вскакивает, хватает меня на руки и несет в постель.

– Глеб, давай не сегодня.

– Устала, зайка?

Сильные руки притягивают меня к груди.

– Угу. Смертельно. Ноги просто гудят.

– Ты у меня замечательная хозяйка!

Губы мужа касаются шеи, потом мочи уха. Жаром охватывает кожу, но желание еще спит. И все же мужу удается меня завести. Сегодня он нежный и ласковый, хотя обычно резкий и нетерпеливый. И я уступаю его напору.

Утомленный ласками, он засыпает, а я еще немного лежу, прислушиваюсь к тишине дома. Моего дома.

И вдруг мелькает воспоминание.

Фото. Кто же на нем? И почему в ноутбуке Глеба?

«Потом рассмотрю», – решаю я и погружаюсь в сон, еще не зная, что завтрашний день разделит мою жизнь на «до» и «после».

Живот тянет весь день.

Боль то утихает после приема спазмолитиков и обезболивающих, то разгорается снова. Наконец решаюсь позвонить подруге.

– Сим, что делать?

– Как что? – орет в трубку та. – Собирайся и ко мне в клинику. Немедленно! Какого черта ты терпишь? Звони Глебу!

– Сим, уже поздно, да и Лялька придет от репетитора голодная.

Телефон стоит на громкой связи. Я готовлю ужин и разговариваю с Серафимой.

– Да насрать на поздно! А Ляльке семнадцать лет, сама в состоянии приготовить себе еду.

– Может, пройдет. Поговорила с тобой, и легче стало.

Я действительно не знаю, как оценить свое состояние. Вроде бы терпимо, лишь иногда морщусь и замираю, пережидая приступ.

– Идиотка! Даже слушать тебя не хочу! Звони мужу, или я сама его наберу.

– Он на конференции.

Я сомневаюсь, не хочу Глеба беспокоить, да и у него наверняка телефон отключен.

– Твою ж мать! Как болит? Где? Рассказывай. Аппендицит вырезали? – допрашивает настойчиво Симка.

– Еще в детстве.

– Камни в почках или желчном есть?

– Не знаю, не проверяла. Давно у врача не была.

– А как же медосмотр?

– Какой у домохозяйки медосмотр? Смеешься, что ли? – кривлюсь, но переворачиваю в сковороде шкворчащее мясо.

Я бросаю взгляд на часы: задерживаюсь с ужином, а стрелка неумолимо приближается к семи.

Болевой удар застает врасплох. Роняю лопатку, сгибаюсь пополам, часто дышу и глажу живот по часовой стрелке – так становится чуточку легче.

– Динка, Динка! – кричит встревоженная подруга. – Что с тобой?

– Н-не шу-ми, – с трудом выдыхаю я.

– Так! Идиотка, если ты не позвонишь Глебу, я сама его достану.

– Он в другом городе.

– Да хоть на другой планете! Мне плевать! Вызывай немедленно скорую!

– Нет! Только не это! – лоб покрывается холодным потом, в груди все сжимается. – Вот-вот Лялька придет.

– Р-р-р! Ты невыносима! Звони Глебу!

Короткие гудки набатом гудят в ухе. Смотрю на мобильник, медлю, не решаюсь набрать номер мужа. Мясо на сковороде шипит от возмущения: я забыла его перевернуть. Бросаю телефон на стол и сосредотачиваюсь на ужине. Боль стихает, или я уже к ней уже настолько привыкаю, что перестаю чувствовать.

Брякает звонок домофона. Дочь врывается в квартиру, как ураган. Мрачный ураган, с грозовыми тучами, громом и молниями.

Напрягаюсь.

– Ты почему так поздно?

– Ой, достало все! – Лялька скидывает кроссовки, они как всегда разлетаются по углам. – Под-у-у-у-маешь, на две минуты опоздала!

– А злая чего?

– Сегодня результаты пробника по русскому пришли.

– Здорово! И как? – поворачиваюсь к плите, бедное мясо сходит с ума.

– У меня восемьдесят баллов!

– Моя умница!

Я тянусь к дочери, хочу ее обнять, но она выворачивается из кольца рук.

– Издеваешься? Куда я с таким результатом поступлю?

– Ну, еще есть время, подготовишься, – я теряюсь от ее злого напора.

Боль опять напоминает о себе, невольно начинаю гладить живот.

– Что с тобой? – замечает движение Лялька.

– Не знаю, живот что-то…

Но она, не дослушав ответ, уже исчезает в ванной. Вздыхаю: вот так всегда. Накрываю на стол: тарелки, приборы, салат без заправки.

– Мама, есть хочу.

На пороге столовой показывается Лялька. Я выпрямляюсь и медленно, боясь расплескать относительное затишье, возвращаюсь в кухню.

– Подождем бабушку.

– Ой, она с подружками встречается, наверняка поужинает где-то.

Новость неприятно царапает сердце. Свекровь даже не сказала мне, что задержится.

Дочь садится, цепляет вилкой огурец, трогает ножом отбивную и кривится.

– Мам, неужели нельзя мясо пожарить нормально?

Перед глазами все плывет, с силой сжимаю столешницу. «Только бы не упасть!» – мелькает мысль.

– Прости, я плохо…

– Ты же дома сидишь, могла бы для нас постараться.

Лялька бросает на стол салфетку и несется к холодильнику. Выхватывает оттуда йогурт, сердито захлопывает дверку. А я от грубой несправедливости застываю. За что со мной так? Наверняка что-то случилось в школе, обычно дочь не такая резкая.

– Могу сварить сосиски, – предлагаю виновато вслед.

– Обойдусь!

Сжимаю пальцы в кулаки и зажмуриваюсь. Боль опоясывает все тело, ввинчивается в виски, выкручивает мышцы и нервы. Звонок доносится будто издалека, как из подвала.