Измена генерала (СИ)

Дима, не дожидаясь меня, выходит из машины и обходит ее. Открывает мне дверь и протягивает руку. Я не двигаюсь, смотрю на длинные, мощные пальцы так, будто они могут переломать мне кости, а когда ловлю себя на этой мысли, понимаю, насколько она бредовая. Хотя, после службы в горячей точке непонятно, какие винтики переклинили в голове у мужа, так что, возможно, я не сильно ошибаюсь. Но все-таки отпускаю сумочку и вкладываю ладонь в протянутую руку.

Вот только встать не получается — я забыла отстегнуться. Приходится отпустить сумочку вовсе и повозиться, чтобы нажать на защелку дрожащими пальцами. Как ни странно, Дима спокойно меня отпускает, когда я тяну на себя руку, но протянутую ладонь не убирает. Поэтому, как только я избавляюсь от помехи, сразу же беру мужу за руку. На этот раз более уверенно.

Дима помогает мне выйти из машины, и я вздрагиваю от холодного порыва ветра, что, конечно, не скрывается от мужа. Он сильнее обычного хмурится, осматривает меня и начинает растягивать свой китель. У меня даже рот открывается, когда я это замечаю. Да, нет. Не может быть. Ладно, пиджак, но китель?

Мое предположение оказывается верным. Муж стаскивает со своих плеч китель и набрасывает их на мои, а все, что я могу делать — это стоять смирно и хлопать глазами.

Он никогда так не делал! Никогда!

— Т-товарищ Генерал, прошу прощения. Опоздал, — рядом с нами тормозит раскрасневшийся, пухлый мужчина средних лет. Его форма, в отличие от моего мужа, выглядит немного небрежной, ворот зеленой рубашки кое-где заправлен, а кое-где торчит. Китель застегнут всего на несколько пуговиц, а фуражка наклонена на бок. Он с тревогой смотрит на Диму, а меня, кажется, вовсе не замечает.

Дима оценивающим взглядом проходится по мужчине, и тот сразу же тушуется: плечи опускаются, глаза начинают бегать. Но стоит он также смирно, как и до этого. Даже ничего поправить не пытается. Хоть Дима ничего не говорит, но и без слов понятно, что он имеет в виду.

— Все готово? — Дима, не глядя, протягивает мне руку, и я, немного помедлив, беру ее.

— Д-да, — мужчина все также старается избегать пристального взгляда Димы, предпочитая рассматривать его рубашку. — Ребят перевели в другой амбар, а этот подготовили для вас.

— Молодцы. Можешь быть свободен, я сам справлюсь.

Мужчина отдает честь, разворачиваются на каблуках и быстром шагом удаляется. Его фуражка соскальзывает, но он вовремя подхватывает ее налету и насаживает обратно на голову.

— Пойдем, — Дима тянет меня к амбару, у которого мы остановились.

И я следую за ним. Деревянная дверь приоткрыта, словно кто-то поспешно оттуда убегал, но недостаточно, ведь рассмотреть, что за ней скрывается не получается. Но только до тех пор, пока Дима не толкает дверь и не заводит меня внутрь.

Мы оказывается в плохо освещенном просторном помещении и, главное, пустом. Хотя раньше оно явно не было таковым, если судить по стоящим в разнобой стульям у стен и небрежно сложенному оружию на полках в шкафу напротив них. Но не это привлекло меня сильнее всего, а мишени у дальней стены.

— Ну что? Попытаешься подстрелить мою задницу?

Я замираю, открыв рот и уставившись на мужа.

— Ч-что?

Дима идет к шкафу с оружием и берет с полки первый попавшийся пистолет.

— Если хочешь, я дам тебе одну попытку, — проверяет заряжен ли он, берет пачку патронов и возвращается ко мне. — Но только, если сможешь попасть в мишень или сделаешь меня в стрельбе. Можешь сама выбрать условия.

Мои брови взлетают вверх, после чего прищуриваюсь.

— Это заведомо проигрышное пари.

— Ты не дослушала до конца, — Дима протягивает мне пистолет. — Сначала у тебя будет урок от меня лично.

— А кто сказал, что ты научишь меня правильно стрелять? — забираю пистолет. Тяжелый. Холодный, только кое-где согретый пальцами.

— Я не настолько коварен, — Дима усмехается и идет к мишеням. Мне ничего не остается, как последовать за ним. Пол скрипит с каждым нашим шагом, но никто не обращает на это внимание. Пистолет оттягивает руку. Я замираю у нарисованной белой краской на полу черты. Несколько кругов разных размеров, помещенных в один большой, на квадратном ватмане висят на спине, а также сложены стопочкой на полу. Дима срывает похожую на решето мишень и заменяет ее на другую. После чего возвращается ко мне и становится рядом.

— Готова? — его горячее дыхание обжигает, и я невольно веду плечами.

Даже не надеюсь на то, что моя реакция останется незамеченной. Но Дима ничего не говорит, и я ему благодарна.

— Зачем все это? — смотрю на мишень, чувствуя его за спиной. Он не прикасается ко мне, но я все равно не могу сосредоточиться. Дыхание учащается, руки дрожат, а сердце стучит так сильно, что я чувствую его на кончиках пальцев.

— Доверься мне, — голос мужа звучит глухо и вызывает волну мурашек, — в последний раз.

Я замираю. Снова. И кажется, перестаю дышать. Что?

Хочу обернуться, но Дима прижимается ко мне и обхватывает мои запястья, поднимая их.

У меня столько вопросов, что я едва разбираю его следующие слова:

— Сосредоточья на мишени.