Изгоняющий демонов

— На второй вопрос ответ очевиден — ему помогли. Кто-то из наделенных немалой властью. Охрана разбирается… А что касается самого стрелка, то его никто не может опознать. Он чужой в Земле Ашшур. Скорее всего, негодяй из племени халдеев. Они не могут простить повелителю, что он завоевал Вавилон.

— А что сам царь? Если повелитель до сих пор жив, а наконечник стрелы отравлен…

— …То как Шаррукин продержался столь долго? — Кисир-Ашур закончил вопрос Эрибу. — Все придворные лекари забыли про сон. Что только ни предлагали, дабы вывести яд из организма. Но удалось лишь оттянуть момент… — Тут у ашипу запершило от волнения в горле, и он прокашлялся. — Момент, когда за ним придет сам Нергал.

Эрибу лихорадочно размышлял. Судя по всему, лекарям не удалось определить, каким ядом смазаны наконечники стрел. Иначе они бы нашли противоядие. В этом вопросе медицина ашшуров была на высоте — уж чего-чего, а разных ядовитых гадов в Земле Ашшур хватало с избытком. Но что он может сделать? Ведь укусы змей и отравления — не его конек.

— Прошу тебя… умоляю! — Кисир-Ашур едва не плакал. — Спаси повелителя! Ты сможешь, я знаю. Уверен! У тебя есть сила! Ты тот самый горшечник из пророчества колдуньи Баниту, которого бог Энки наградил столь выдающимся талантом врачевания. Да, да, это несомненно!

Эрибу обреченно вздохнул (он уже знал, как поступают с лекарем, который не смог спасти царя от смерти; и потом, что это за пророчество и кто такая Баниту?), кивнул головой, тяжелой от грустных мыслей, взял свою сумку с инструментом и лекарственными снадобьями, и на деревянных ногах побрел вслед за ашипу в царскую опочивальню.

Глава 13 Царский целитель

Царь находился в сумеречном состоянии. Он никого не узнавал, и только когда Кисир-Ашур дал ему какую-то настойку, Шаррукин кисло поморщился (Эрибу даже издали почуял отвратный запах зелья, которое явно было не менее горьким, чем полынь), на некоторое время пришел в себя и с жалобным видом посмотрел на окружавших его ложе целителей. Печально было видеть могучего мужа в столь жалком состоянии. Эрибу знал, что царь силен, как бык шеду, и неудержим в бою; он нередко мчался впереди войска, и враги укладывались под колеса его колесницы, словно стебли пшеницы, срезанные серпом жнеца.

Придворные жрецы-ашипу, завидев Эрибу, злобно зашептались, но юноша не обратил на них ни малейшего внимания. Он решительно шагнул к ложу царя и резко бросил:

— Все должны покинуть опочивальню!

Жрецы недовольно загудели, словно потревоженное осиное гнездо, но Кисир-Ашур решительным жестом указал им на выход, и вскоре возле царского ложа остались только Эрибу и лекарь. Юноша покосился на своего начальника, но тот напустил на себя грозный вид, и Эрибу пришлось смириться с его присутствием. Все верно — за здоровье царя отвечал главный ашипу, и он просто не мог оставить юного знахаря наедине с правителем Земли Ашшур.

Эрибу снял повязку, которая закрывала рану, и почувствовал, как у него волосы зашевелились на голове. Ее не стали зашивать (решение было верным, отдал должное царским лекарям Эрибу), она гноилась, но это полбеды. Самым ужасным было то, что вокруг раны образовалось иссиня-черное пятно — яд постепенно пожирал живую плоть.

Нужно было принимать какое-то решение. Эрибу покосился на Кисир-Ашура. Тот был бледен, как полотно. Перед ними лежал не просто умирающий повелитель ашшуров, а их смертный приговор. В случае кончины царя лекаря и Эрибу оправят на эшафот; в этом ни один, ни другой не сомневались. Можно было только позавидовать жрецам, которые удалились из царской опочивальни…

Эрибу склонил голову, сосредоточился. А затем сказал:

— Нож!

Кисир-Ашур повиновался беспрекословно. Он не знал, что будет делать Эрибу; отчаяние вползло в его душу, и ашипу лишь молился всем богам, чтобы они помогли юноше. Лекарь подал Эрибу острый медицинский нож, и тот решительно взрезал рану. Из нее бурно хлынул гной. Кисир-Ашур остолбенело смотрел на действия своего помощника, не решаясь сказать даже слово, а Эрибу тем временем достал из своей сумки крохотный пузырек с притертой пробкой, открыл его, приподнял голову царя и влил ему в рот несколько капель густой жидкости.

Это было универсальное противоядие субарейцев. Прощаясь с Эрибу, Ушпия дал ему крохотный глиняный кувшинчик и сказал: «Береги это снадобье. Нет такого яда в мире, с которым оно не может справиться. Я не знаю его состав; к глубокому моему сожалению… Мне оно досталось от матери. Она была знатной целительницей, но ушла из жизни слишком рано. Я был тогда совсем мал и только начинал учиться врачеванию… Запомни — когда не сможешь известными тебе средствами справиться с отравой, которая попала в твой организм, и уже будешь стоять на пороге загробного мира, испей пять капель из этого сосуда. Но не больше! Иначе кровь хлынет к сердцу, и оно разорвется…»