Изгоняющий бесов

— Так вы и не прокурор, — попытался пошутить я, но замер, видя, как из кармана её пальто с буквами «РЖД» высовывается, потягиваясь, серый бес тоски и скуки. При виде нас с Гессом он сразу понял, кто тут кто и что тут к чему.

— Врёшь, не возьмёшь, и не таким в нос плевали-и! — пискнул он, показывая неприличный жест.

— Гав! — громко оповестил вспыхнувший доберман. — Выходи, сволочь, я тебя кусь! Два раза!

— Погладь мой зад!

— Это моя фраза, — вытаращился сражённый в самое сердце Гесс. — Так нечестно, обижает собаченьку!

Бедная девушка-проводница автоматически вытащила беса за химок из кармана, пересадила на перила у окна, выслушала моего пса и обернулась ко мне в ожидании объяснений.

Что я мог ей сказать? Лично мне всегда казалось, что в обыденной жизни я очень вежливый, культурный и цивилизованный человек, даже философ. Не ругаюсь, не нарушаю общественный порядок, не выражаюсь не только при детях и женщинах, более того, даже для связки слов не использую ненормативную лексику. Да, именно так!

Но что нам сейчас делать, если серого беса скуки изгоняют обычным русским матом?

— Простите меня, ради бога!

— За что? — не поняла она.

Сейчас поймёшь. Я просто закатил глаза и в полный голос выдал пятиэтажную тираду, используя специфические северные выражения, обогащая их цветистой манерой цыганской ругани румынского конокрада, арестованного за попытку снятия колёс с КамАЗа, на котором наш президент открывал Крымский мост!

— Что?! — едва не рухнула в обморок проводница.

— Переиграем. — Я зашёл с козырей, оприходовав всего в трёх предложениях международную политику Британии, наши государственные интересы в Закавказье, отсутствие зон депиляции в бикини у бабы Мани с ружьём и обширный интерес к интимной жизни казахстанских сусликов-геев у большинства мужского населения данного вагона.

Звучит несколько сумбурно, но Кафка отдыхает, и самое главное, что от скуки на порозовевшем личике проводницы не осталось и следа.

— Полиция-а-а!!! Тут какой-то оппозиционный маньяк выражается-а!

Двери всех купе мигом распахнулись.

Бес дёрнул наутёк, Гесс за ним, ну а дальше уже начался русский Хеллоуин.

Мы гоняли нечистого из вагона в вагон по всему составу, заглядывая едва ли не в каждое купе, чтобы разбудить скучно спящих пассажиров громким лаем и сочным матом! Проснулись все!

Народ воспрянул, безучастных не было, за нами увязались в погоню, с меня дважды чуть не сорвали простыню, мой пёс почти охрип от лая в ледяных тамбурах, а юркий серый бес всё ещё дерзал быть непойманным.

Вслед нам неслось:

— Чё сказал, мужик? Ты кого на кого послал? Это ты чё, нам с Серёгой? Серёга, вставай, слыхал, как тебя назвали? Не-а, именно тебя, а не нас, мужик, подтверди!

— А можно помедленнее, я записываю? И повторите, пожалуйста, вот это… как его… короче, на «рванец» заканчивается? Как это по-латыни?

— Дочка, прикрой ушки и отвернись к стенке, а ты, парень, иди сюда. Чего при людях обещал, так вот делай, я тока «за»! Разгорячил скучающую женщину…

— Да заткните его уже хоть кто-нибудь, спать мешает!

— Я тя щас сам заткну! Давай, мужик, лепи правду-матку и про правительство, и про мафию транспортную, про эстраду в трусах, и про ЕГЭ этот долбаный, и про…

— Вай, как он говорит, он мне словно дорогой коньяк на сердце проливает, что ни слово, то спиртосодержащий бальзам для души! Сюда заходи, мы наливаем! Всем наливаем, эй!

Короче, скуку мы догнали в самом последнем вагоне, когда усталый бес уже едва передвигал копытца под матерным напором всего состава и растёкся грязной жижей в тамбуре. К нам пыталась пробиться железнодорожная милиция, но кто ж её так просто пропустит, когда мы для всех уже стали своими в доску. Но увы, увы…

— Так, граждане, нарушаем, значит, общественный порядок?

Мы с Гессом самодовольно обернулись, задирая подбородки.

Всё равно поезд в Сибирь едет, так что мимо каторги не провезут.

Я уже намеревался произнести очередную зажигательную речь, полную ненормативной лексики, как в глаза ударил яркий свет — и неизвестная сила перенесла каждую молекулу наших бренных тел в белый коридор, аккуратнейшим образом сложив всё на месте и ничего не перепутав.

— Гав, что ли? — неуверенно спросил пёс.

Я пожал плечами. Смысл теперь гавкать-то, никого нет, мы одни, выглядим как черти, мирно смотревшие футбол в баре до прихода туда изрядно набравшегося архангела Михаила.

На мне обрывки грязной простыни в следах губной помады, машинного масла, сажи и вроде как метко брошенного куриного яйца всмятку. Одна тапочка потерялась, зато за ухом почему-то нашёлся окурок (хотя я не курю!), ноги грязные, словно я мазут топтал, и всё тело ещё покачивается в ритме поезда.

Рядом сидит улыбающийся Гесс, вывалив язык набок, всё в той же будёновке с синей звездой, свежий как огурчик, без единого пятнышка грязи на лапах, крайне довольный собой и весёлыми приключениями.

— На тебе кожаный нос, ты грустный.

— Я не грустный, приятель, просто не хотелось бы в таком вот виде являться к…

— Следующий!