Изгоняющий бесов

Пока он честно помечал все безумно важные для него столбики, деревья, заборы, я скромно ждал на чурбачке для колки дров, тупо смотрел на вечереющее небо и даже слегка жалел, что не курю. Говорят, это успокаивает. Не знаю, возможно…

— Ты не обиделся? На тебе лапку!

— Да пошёл ты…

— Хочешь две лапки? На!

— Я сказал, отвали.

— А я тебя лизь! — умильно подластился этот двуличный олень безрогий, глядя мне в глаза самым бесстыжим и преданным взглядом. — Я не мог ему сказать, не мог. Он опять меня Библию читать заставит… упс…

— Минуточку, — как-то сумел сориентироваться я. — Стопорим мотор, глушим двигатель, у нас новая информация. Так получается, Эммануил Кант тебе под короткий хвостик, что отец Пафнутий всё знает?

— Не знает. Не всё. — Пёс лёг на снег, положив голову на лапы, и, сосредоточенно разглядывая свой же нос, продолжил: — Он пьяный был год назад, случайно на лапу мне наступил. Больно! Знаешь, как больно?! Я и заговорил.

— Матом, что ли?!

— Нет. Почти. Да. Под ноги, говорю, смотри.

— А он? — заинтересовался я.

— Обрадовался и давай меня носом в Библию тыкать: читай, читай, читай вслух! Всё. Утром он забыл. А я нет! Короче, теперь — гав. Только гав!

В общем, как выходило из его сбивчивого рассказа, говорить Гесс умел с рождения, как и с младых ногтей были причины, заставившие его помалкивать. Будь я на его месте, так тоже сто раз задумался бы, открывать ли рот перед нетрезвым батюшкой, тяжёлым на руку и крайне непредсказуемым в действиях по причине православной широты неуёмной русской души.

Получалось, что мне доберман почему-то поверил. Наверное, это стоило бы занести в плюс.

Горячий язык лизнул меня в щёку.

— Сердишься? Не сердись! На тебе лапку!

— Давай. — Я пожал его тяжёлую лапу с длинными когтями. — Забудь, никаких обид. Всё нормально. Прости, что чуть не сдал тебя.

— А ты мне ещё баранку дашь? Ты добрый, ты хороший. Я тебя никогда не брошу, а нехороших бесов всех кусь! Погладь меня, погладь.

Что мне оставалось, просто забросить в чёрный ящик все свои комплексы, фобии и философствующие занудности, запереть этот ящик на ключ и выкинуть его в океан, куда-нибудь в район Марианской впадины. Говорят, там достаточно глубоко.

А самому радостно обняться с честным доберманом, похлопывая его по зимней шапке, и принять жизнь такой, какая она есть, или кажется, или отражается в моём несовершенном сознании, или вообще вспомнить о зеркальности мироздания с точки зрения… тьфу!

— Гесс, пошли домой. Поздно уже, а мне ещё ужин готовить.

Пёс восторженно подпрыгнул выше головы и ринулся наворачивать круги по двору.

— Ну как хочешь, я пошёл. На баранку под столом можешь больше не рассчитывать.

Перепуганный доберман сам открыл себе дверь, протискиваясь в сени впереди меня. Когда надо, он всё прекрасно понимает, а за всякие вкусняшки, наверное, душу продаст. И вот почему эту породу собак люди так любят, загадка покруче тайны египетских пирамид.

Не хочу грузить вас избыточностью описаний каждого шага моей скромной жизни, я не блогер какой-нибудь, у меня совесть есть. Поэтому давайте сразу о том, к чему мы перешли на следующий день, после того как крепкий старец Пафнутий отслужил службу, вернулся в дом потрапезничать и объявил, что моё новое обучение началось.

— Ну от, Федька, давай. — Батюшка вывел меня во двор и поднял к подбородку видавшие виды боксёрские перчатки.

Ксенофан мне в ухо, лучше б он выпить предложил. После первых же пропущенных ударов по корпусу времена самогоновой учёбы показались мне золотым веком Александрии.

— Не зевай от, паря! А то нечем будет, без нижней челюсти-то знаешь от, как тяжко жить? Вот то-то и оно.

Не подумайте, что я струсил или просто решил не драться. Армия быстро выбивает одно и учит другому, захочешь жить — дашь сдачи. Но старый священник с невероятной для своего веса и возраста лёгкостью прыгал вокруг меня, не сбивая дыхания, не размахивая руками впустую, но каждый его кулак скупо и точно попадал в цель. Которой был я.

Гесс, разумеется, увязался за нами, но в так называемый образовательный процесс не лез, скромненько сидел на задних рядах, ничего не комментировал и ни за кого не болел. Тоже мне друг называется.

— Отдохни от, паря. — Старец помог мне подняться и прислонил меня к забору. — Тебя где драться-то учили?

— В… десан… десанте-е, — с трудом выдохнул я.

— Вишь от как, с живым-то человеком драться — это от одно дело, а так чтоб от беса с ног сбить — тут ить по-иному двигаться надо. Смотри-ка.

Я не сразу въехал в тему.

Стиль «боя православного батюшки», если это можно вообще называть стилем, был построен на нескольких довольно простых и потому жутко сложных в действии принципах.

Первое — ты видишь противника, а не то, кем он является по сути. Поясню: есть противник, с которым ты дерёшься, и совершенно не важно, кто это — человек, нечисть, робот, инопланетянин, святой дух, животное, кто угодно. Победи или сдохни.

Второе — нет защиты в бою. Вообще нет, никогда никакой, никому она не нужна. Ты не защищаешься, ты бьёшь первым.

Третье — правил нет. Правила для спорта, а не для боя на смерть.