Изгоняющий бесов. Трилогия

Отец Пафнутий встал, молча наполнил мою тарелку горячими вчерашними щами, а для Гесса достал кусок размороженного мяса с костью. Мы оба действительно успели проголодаться. Уже за чаем, выставив на стол мёд, халву и сушки, батюшка неторопливо начал:

— Не боись от, паря, вернут они тебя. Сами приползут-то, да ещё от и уговаривать станут. Беса побить — дело-то нехитрое, а ты от по ходу дальше пошёл, ты почитай что бесовское клеймо с сердца города стёр. Скока от тот чернокнижник бед-то сотворить мог, а? Ну и уж коли ты, как от ни верти, а за убитых братьев-бесобоев отмщение воздал, так и те тебя-то, поди, не бросят. Система от штука безоткатная, однако ж в её основе и люди есть. А люди, они добро помнят!

— Думаете, моего возвращения затребуют другие ребята?

— Да как знать. Тут дело-то в ином. В том… ты ли сам от туда вернуться хочешь?

Я задумался.

С одной стороны, все эти мероприятия по ликвидации и разгону незаконных бесовских бандформирований были делом опасным, а потому вполне богоугодным. И значит, мне следовало не брыкаться, а с достоинством и терпением нести этот крест.

С другой стороны, вне Системы я практически наверняка не увижу одну очень строгую рыжую девушку с ренуаровской фигурой и травматическим пистолетом. Конечно, она назвала меня дураком, что справедливо, потому что я и вёл себя как полный идиот, но вкус её губ…

Мне тогда показалось, будто бы она даже ответила на поцелуй. Впрочем, сейчас это не важно. То есть важно, но не это, есть вещи и посерьёзнее. Или нет? Не знаю, запутался, простите.

— Отче, возможно, пока из меня действительно выходит не лучший бесогон или бесобой. Я от собственных косяков не отказываюсь, что было, то есть. Но ведь, наверное, всё-таки надо куда-то стремиться, идти в рост, пробовать пробиваться своим лбом. Я вернусь в Систему. У меня там ещё есть дела.

— Ох уже от мне энта девка…

— Я не поэтому!

— Ага, от тока не лечи старика.

— Гесс, скажи! — гневно потребовал я. — Чего он?!

— Гав-гав, — без особого энтузиазма подтвердил грызущий кость доберман, даже морды не повернув для моей защиты.

Ну и пожалуйста, я резко встал из-за стола, прекрасно отдавая себе отчёт, что похож сейчас на обиженного восьмиклассника, чисто из ослиного упрямства пытающегося переделать под себя весь взрослый мир. Благо суровый батюшка проявил редкую для него кротость и терпение, широким жестом отпуская меня на вольные хлеба.

— Ну коли решил-то, так от и решил. Я зазря неволить не стану. Ты от не инок, не монах, пострига не принял, от земного не отказался. Живи, как жил! А от как затребуют тебя, Федька, свыше, так то и шагай до своей мечты.

— Спасибо, — буркнул я, краснея до ушей. — В смысле могу приступать к своим текущим обязанностям?

— Отчего ж нет. Раз сыт, от посуду помой, прибери везде да к вечеру баньку-то вытопи. Банька, она крепко как голову прочищает.

— Гав?!

— Ох ты ж мне, да Геську выгулять не забудь. Он, поди, в том твоём Бремене от и ни одного столба не пометил, терпел, как графья терпят до дому…

Кстати, честно говоря, вот этот момент от меня как-то ускользнул. Собака не человек, её в туалет выводить надо, не то наделает луж в сенях и сам же над ними плакать сядет, от обиды в первую очередь. Примерно через пять — десять минут мы вышли с ним во двор.

Пёс с места дал пару кругов для тонуса, потом сделал свои грешные дела и подошёл ко мне, заискивающе глядя в глаза:

— Погладь меня. Я тебя лизь. Я никому не скажу, что ты девушку ту кусь!

— Я её не кусь.

— А чего она тогда ругалась?

— Это… понимаешь ли, это определённая часть лёгкого флирта, так сказать, конфетно-букетный период. Если по-твоему, то нюхательно-прыгательный. Как-то так…

— Имей в виду, твоя Марта не любит собаченек, а я тебя люблю. Я хороший, я верный, я бесов гонял!

Пока этот остроухий козлик взметал снег по всему двору, мне пришлось заняться растопкой бани. Дело по сути нехитрое, хоть городскому жителю и приходится учиться.

В своё время, в первые два раза, я едва не подпалил саму баню. Потом раза три мы чудом не угорели с отцом Пафнутием от неправильно задвинутой мной заслонки. Ещё бывало, что я расходовал слишком много дров на кипячение воды, забывая про прогрев самой бани.

В общем, нагоняи вкупе с молитвами и «повторение — мать учения» в конце концов сделали из меня знатного банщика. Я и веники мог подготовить, и парку поддать, и самовар вовремя раскочегарить, и пару вёдер ледяной воды держать за дверью, чтобы было чем окатиться.

Так что через два с чем-то часа мы все трое направились в баню. Пёс, естественно, не мылся, ему не надо, сытый, выгулянный и довольный собой доберман мирно дремал у нас в предбаннике, развалившись на спине, раскинув в разные стороны мосластые лапы, закатив глаза и высунув язык. Зрелище, должен признать, на любителя.

— Чтой-то погода как от завывает, — дуя на чай, заметил розовощёкий старец, когда мы с ним, вымытые и распаренные, сидели в чистых семейных труселях и белых простынях за самоваром в баньке. — Хоть от наружу не выходи, а?