Изгнанник из Спарты

девшие в три ряда гребцы взмахнули веслами, моряки увидели странную сцену: гоплит в полном вооружении пробежал по пристани и нырнул в море. Вынырнув на поверхность, он быстро поплыл за ними, несмотря на тяжелые доспехи. Бразид немедленно приказал гребцам остановиться.

- Такой человек мне нужен! - воскликнул он. - Бросьте ему веревку, дураки!

И они втащили Орхомена на борт корабля. Аристон тут же подошел к нему и поцеловал. Орхомен ухмыльнулся, глядя на юношу.

- Я за тобой в огонь и в воду, ослик в доспехах! - сказал бывший илиарх.

- Ты по-прежнему считаешь афинян трусливыми собаками? - спросил Орхомен.

Аристон посмотрел на него и перевел взгляд на море. Вопрос не требовал ответа. Ведь все пошло наперекосяк с самого начала. И теперь уже не оставалось никакой надежды.

Когда на сорока трех триремах под предводительством наварха Фразимелида они величественно вплывали в бухту Буфрас, это казалось увеселительной прогулкой. Будто слона послали прибить муху. Но на полуострове Пилус афинян, которыми командовал Демосфен, было в десять, двадцать, даже в пятьдесят раз больше. Они выстроились на берегу одного-единственного узкого пролива, по которому могли подойти к берегу лодки с трирем, и лакедемоняне не сумели высадить на берег столько гоплитов, сколько требовалось, чтобы чувствовать себя на равных с афинянами. А те сражались, словно загнанные в угол львы.

Бразид в первый же час упал, обливаясь кровью: ему нанесли целую дюжину ран. Когда он падал, у него вырвали щит, и лакедемоняне сразу приуныли. Впервые в их истории афиняне отобрали щит у живого спартанца!

Аристон не видел ни первой атаки, ни двух других, столь же безуспешных. Они с Орхоменом оказались среди четырехсот двадцати воинов во главе с лочагоем Эпитадом и его помощником пентекостом Иппагретом, которым выпал

жребий захватывать остров Сфактерия. Эта операция затевалась, чтобы защитить спартанский флот, дабы он не оказался в бухте как в мышеловке, когда появятся афинские корабли. А они наверняка должны были появиться с минуты на минуту, поскольку Демосфену удалось провести две из пяти трирем мимо спартанских судов и вывести их в открытое море.

Теламона в числе отобранных не оказалось, но он просил даровать ему право сопровождать сына в самоубийственной миссии по удержанию абсолютно незащищенного острова. Не отличаясь особой прозорливостью в быту, Теламон в военном деле был совсем не так глуп, как считали окружающие. Ему не хватало лишь воображения. Однако местность он всегда оценивал превосходно. Теламон сразу сообразил, что ни четыреста двадцать человек, ни четыреста двадцать тысяч - если бы удалось разместить столько народу на каменистом островке длиной не больше двадцати стадий и шириной не больше пяти, причем в самом широком месте, - не смогут воспрепятствовать продвижению афинских трирем. Спартанцы остановили бы врагов, лишь полностью перегородив своими судами оба входа в бухту Буфрас: узкий пролив на севере между Сфактерией и Пилусом и широкий цроход между южным берегом Сфактерии и материком. Таким образом они лишили бы афинян их главного преимущества - свободы маневра.

- Если этого не сделать, - сказал он по секрету Аристону (отказавшись от своего звания, Теламон тщательно остерегался отдавать приказания и выступать в роли советчика) , - у спартанского флота нет ни малейшей надежды.

И дело было не в том, считал Теламон, что спартанцы утратили свою знаменитую храбрость. И не в численном превосходстве противника, ведь весь афинский флот, вместе взятый, насчитывал пятьдесят кораблей. Просто спартанцы были пехотинцами, а афиняне - моряками, и никакая храбрость не в состоянии восполнить недостаток умения, когда приходится сражаться с решительно настроенным противником в его родной стихии.

"Теламон совершенно прав, - думал Аристон. - Эври-медон за один день выгнал нас из открытого моря, и теперь афиняне свободны, а мы в осаде".

- Ты думаешь, из этого перемирия что-нибудь выйдет? - спросил он Орхомена.

- Нет, - покачал головой Орхомен.

- Почему? - спросил Аристон.

- Потому что в Афинах власть в руках народа. Один из правителей Афин кожевник по имени Клеон. А что делаем мы, завоевав какой-нибудь полис? Свергаем власть демоса и устанавливаем правление олигархов. Мы реакционеры по природе, мой мальчик. Так что потные, провонявшие чесноком толпы афинян вряд ли проявят к нам милосердие... Слушай, ты этих еще сегодня не видел?

Орхомен имел в виду илотов, которые привозили спартанцам на своих утлых суденышках сыр, хлеб и вино с материка. За определенную мзду. В обмен они получали свободу. Прежде чем отдать скудные запасы провизии, спасавшие гарнизон Сфактерии от голодной смерти, илоты требовали, чтобы спартанцы подписали бумагу об их освобождении. Но афиняне наловчились пробивать лодки илотов своими тридцативесельными триаконтами или пятидесятивесельными пентеконтами, легкими быстрыми судами, которые стремительно неслись по волнам. Поэтому илотам приходилось плыть под водой, таща за собой шкуры, наполненные смесью мака, меда и льняного семени.