Читаем Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1 полностью

Все это высказывается очень убежденно, но для читателя - не убедительно. Созвучия имен у норманских и славянских народов могут быть в иных случаях естественно объяснены их общим арийским происхождением; так как после разделения эти народы продолжали сноситься между собою, то были возможны и заимствования: то или другое имя могло перейти от одного народа к другому. Но прежде чем искать имена нашей истории у иноземцев, следовало бы попытаться найти их в другом сочетании у себя, или у родственных славянских племен, или у инородцев, живущих на нашей земле.

Это делает Гедеонов. Он устанавливает, что имя Рюрика встречается у славян: у поляков - воевода Ририк (Псковская летопись 1536 г.); у чехов - Rerich, как название рода; в Лузации - Петр Рерик[41]. У вендов имя Рериков - Reregi было прозвищем ободритских князей и может быть сопоставлено с чешским словом rarog или польским rarag=comn, так как переход «а» в «е», «о» в «и» свойственен славянскому языку. Древние славяне сражались под стягами, на которых были изображены символические животные или птицы, причем названия их могли переходить на племена, которым принадлежали эти стяги. Далее: известны река Reric, приток Одера у Кенигсберга, и город Reric (Мекленбург) в земле славян-ободритов, разрушенный датчанами в 809 году[42].

В славянской истории, продолжает свои изыскания Гедеонов, нарицательное и племенное имя, название города, реки и т. д. могло быть и личным именем, напр., тур - бык, Тур - имя князя[43], Дунай - река, Дунай - личное имя. Поэтому вполне последовательно предположить, что нарицательному имени reric (сокол), племенному Reregi, соответствует личное имя Рюрик[44].

Столь же внимательное исследование имен других князей, их воевод, а также имен послов, отчасти искаженных греками, которые писали договоры, и болгарами-переводчиками, делает возможным такой вывод: во всех договорах с греками все имена князей и бояр - славянские; норманские имена встречаются только среди имен послов и гостей, но и там их не больше 12-15. Присутствие норманского элемента в сношениях руси с греками исторически объяснимо: в славянских дружинах служили иноземцы, и было в обычае назначать послом того из них, кто проявил военную доблесть; это была благодарность за услуги, потому что послы получали от греков щедрые дары; кроме того, норманны участвовали в русской торговле, что могло быть основанием для допущения их в посольство, которое заключало торговый союз[45]. Среди имен, помещенных в договорах, есть имена литовские, есть и финские - Рюар у Олега, Каницар у Игоря[46], а также имена степных народов, напр. Карлы[47].

При таком обоснованном противомнении лингвистические догадки норманистов бессильны утвердить теорию о скандинавском происхождении наших варягов. Но и помимо этого, как заметил еще Эверс, созвучия между именами «могли послужить для укрепления исторического суждения, но доказать его они не могут»[48]. «Лингвистический вопрос не может быть отделен от исторического, филолог от историка», - пишет Гедеонов. «При отсутствии иных положительных следов норманского влияния на внутренний быт Руси, норманство до XI столетия всех исторических русских имен уже само по себе дело несбыточное»[49].

На этой же точке зрения стоит и Забелин. В своей книге «История русской жизни» он предостерегает от увлечения филологией как методом исторического исследования. «Лингвистика в иных случаях весьма способствует зарождению и широкому развитию различных фантасмагорий», - пишет историк. «Эта опасность особенно велика в том случае, когда предметом изучения являются одни собственные имена»[50]. Критика слов может иметь только подсобное значение для важнейшей части исторической науки - критики дел[51]. Указанное методологическое правило требует, чтобы анализ слов был проверен анализом событий, с этими словами связанных. Лингвистическое соображение, что призванные варяги были норманнами, могло бы получить значение исторического факта лишь в том случае, если бы оно было подтверждено «делами», совершенными в нашей стране, среди нашего народа в эпоху призвания князей.

Примечания:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное