Может быть, я просто медленно соображаю или меня загипнотизировала льдистая красота трека, но прошли годы, прежде чем я понял, что происходит в этой темной и меланхоличной снежной песне с ее задваивающим эффектом зеркала в зеркале. В фильме «Под вишневой луной» (1986), саундтреком к которому предположительно является альбом «Parade», персонажа по имени Кристофер Трейси, которому суждено умереть, играет… Принс. Так что, по сути, он поет от третьего лица, оплакивая собственную интроецированную смерть. «Sometimes It Snows in April» – это любовная песня, обращенная к внутреннему расщеплению Принса: беспечный жиголо должен умереть, чтобы проступили очертания какого-то другого «я», которое давно жаждет внимания. Песня обрывается внезапно, неожиданно: крошечная параллельная смерть. (Я знал довольно много людей, которые слушали эту песню, когда их друзья или любовники умирали от СПИДа в 1980‐е и 1990‐е годы.) Переверните пластинку назад к началу, и мы вернемся к спешке и суете трека «Christopher Tracy’s Parade», где титульный персонаж Кристофер, будто Христос, снова воскреснет, возродится.
Это единственная песня Принса, которая вполне могла бы вписаться в дискографию его давней музы Джони Митчелл. Нетрудно вообразить, что Джони в середине 1970‐х фразой «затяжная гражданская война» могла бы описать какую-нибудь болезненно ранящую любовь. Шестнадцатого апреля 2016 года, за пять дней до своей смерти, Принс зашел в музыкальный магазин и купил новые копии альбомов «Talking Book» (1972) Стиви Уандера и «Hejira» (1976) Джони Митчелл. Это было комфортное для него прошлое, а также, возможно, ключ к его идеальному «я»: где-то на полпути между фанк-соул-братством и бледноликой, далекой сиреной. «Hejira» напоминает «Parade»: тоже черно-белая обложка, тоже автопортрет с ничего не выражающим лицом. Холодный свет, смутные далекие тени; черная ворона в голубом небе. Откройте разворот, и там Джони – ровно как Принс с его зеркалом, – снятая сзади, отворачивающаяся от нас: темноперая птица, несущая дурную весть.
Незадолго до смерти Принс снова играл старые песни: только он, пианино и микрофон[132]. Играл песни, которые его поклонники хотели услышать, со всей соответствующей легкостью или серьезностью. Мои знакомые, кто видел эти концерты, говорят, это было что-то с чем-то: пронзительные, живые, незабываемые выступления. Пусть это и не было реальным решением его давних творческих проблем, но, возможно, повторное обращение к скрытым в этих песнях эмоциям могло помочь ему высвободить что-то у себя внутри. Глоток настоящих воспоминаний, соответствующие его возрасту мысли, а не нелепое отрицание смерти и притворный праздник без конца и края. Вспомните, например, сборник Митчелл «Both Sides Now» (2000): помесь сентиментальных песен о несчастной любви, старых джазовых стандартов, новых прочтений собственных ранних хитов, таких как заглавная песня и «A Case of You». Она возвращается к этим песням из своей (и нашей) юности и выворачивает их наизнанку, исполняет их своим 57-летним голосом и вкладывает в них все: всю любовь, желание и разочарование; все изменения, припевы и аккорды; все уроки, усвоенные за долгие часы работы с кистями и красками. Сигаретный дым, губную помаду и священное вино. Это песенный автопортрет позднего Рембрандта – абсолютно изумительный.
Умер он, разумеется, в одиночестве, посреди ночи, между этажами «Пейсли-парка», в двух шагах от своей студии. Посреди ночи, когда ни имена, ни цвета не имеют почти никакого значения. В конечном счете мучительная реальность одержала победу надо всеми успокоительными фантазиями, а притупляющие боль наркотики заглушили докучливый диалог всех и всего вокруг. Однажды утром просыпаешься, а время растворилось без следа: никаких больше послеобеденных часов в гостиничных спальнях, где свет морскими водорослями ползет по бледным безликим стенам. Всю жизнь ты провел в мечтах о другой стороне зеркала, где все цвета задом наперед, а теперь наконец вспомнил, что именно увидел в том зеркале в гримерке столько лет тому назад: тучи, полные дождя.