Первая черта состоит в том, что афферентная сигнализация животным и человеком воспринимается не пассивно, наподобие tabula rasa, на которой внешний мир пишет свои узоры. Животные и человек
Мы знаем теперь благодаря целому ряду нейрофизиологических исследований, что при активном подборе афферентных сигнализаций внешнего мира благодаря вмешательству ретикулярной формации ствола головного мозга происходит значительное повышение возбудимости соответствующих рецепторных аппаратов на периферии (Granat, Dell, Снякин и др.). Таким образом, афферентный синтез, всегда предшествующий формированию конкретного действия, является весьма динамичным и активным процессом, и не случайно, что в обратной форме он был назван “творческим” процессом (И.П.Павлов).
Трудно представить себе такую машину, которая бы “обнюхивала” и “осматривала” механика или рабочего и на основе этой информации решала, какой продукт ей произвести в данный момент...
Таким образом, несмотря на то, что и машина и животное
Вторая черта приспособительной деятельности, которую необходимо здесь отметить, — это особенность того или иного действия “программирования” в центральной нервной системе.
Как уже говорилось выше, вопрос о том, “Что делать?”, решается сразу же после стадии афферентного синтеза.
Но раньше, чем сформируется соответствующее действие, создается особый афферентный аппарат, являющийся следствием .крферентного синтеза. Этот аппарат, названный нами акцептором действия, производит завершающее сопоставление того, что было предпринято, с тем, что выполнено.
Несовпадение этих двух моментов является стимулом для производства новых и новых действий, пока какое-то из них не удовлетворит основным афферентным качествам акцептора действия.
Мы можем, таким образом, сказать, что “программирование” какого-либо действия у животного одновременно включает в себя и образование аппарата проверки успешности выполнения намеченной программы.
Афферентный синтез и формирование “программы” действия, .1 также проверка успешности ее выполнения у животных и человека являются динамическими, всегда приспособленными к < оответствующей внешней и внутренней ситуации. Отсюда ясна возможность даже в отдаленной форме моделировать “робот”, который сумел бы формулировать “программу”.
Машина начинает свою деятельность всегда с формирования действия, то есть с осуществления программы и
Таким образом, мы видим, что приспособительное поведение животного включает в себя как единую функциональную систему то, что поделено между человеком и машиной в случае машин с автоматической регуляцией.
В настоящее время неизвестны машины, которые, формулируя программу действия, одновременно формировали бы и аппарат проверки будущего действия.
* * *
Нам осталось сказать еще несколько слов о “памяти” как о свойстве сложных счетных машин. Можно согласиться с П.Косса, что употребление этого термина для обозначения функций машин скорее запутывает, чем помогает решению важнейших проблем. Такой антропоморфизм методологически несостоятелен.
Память предполагает различение общего плана и частных специфических особенностей различных запоминаний.
Говоря о том, что какой-то процесс “оставил след”, мы объединяем огромную группу явлений органического и неорганического мира. Сюда должны быть включены все те феномены, при которых какое-то дейстие, происходящее в настоящем, запечатлело себя в какой-то материальной форме,стало “следом” прошедшего. При таком подходе “следом” будет и черта на камне, и порез ножом на дереве, и отпечаток на глине, и какой-то остаточный процесс в мозговых клетках после уже происшедшей деятельности мозга. Не случайно, что для обозначения некоторых нервных процессов принят был термин “след” (как, например, “следовой рефлекс”).
Все это, однако, не может отменить того факта, что здесь проявляются совершенно различные закономерности и специфические материальные процессы.
В самом деле, что может быть тождественного, скажем, в процессах ферромагнитной записи и в процессах молекулярных перестроек, являющихся основой памяти?