Избранные произведения. Дадзай Осаму

— Сатакэ пытался рассорить нас с тобой. Непонятно, зачем это ему нужно. Нельзя быть таким мстительным. Он, конечно, гораздо талантливее меня. Впрочем, я плохо его знаю. Может быть, он ничего собой и не представляет. Да, вероятно, он самый заурядный человек. Но хватит об этом. Знаешь, я почувствовал облегчение, отказавшись от журнала. Сегодня я положу подушку повыше и беззаботно засну. Меня, может быть, скоро выгонят из дому. Да, однажды утром я проснусь нищим, без всякой поддержки. А журнал — что ж, у меня с самого начала не лежала к нему душа. Ты мне нравился, я не хотел тебя терять, вот и ухватился за эту идею. Увлечь тебя, зажечь твой взгляд чудесной мечтой — в этом я видел смысл своего существования. Мне кажется, что я прожил жизнь только ради того, чтобы увидеть твои загоревшиеся надеждой глаза. Благодаря тебе я понял, что такое настоящая любовь. Раньше я этого не знал. У тебя светлая и чистая душа, лицо твое прекрасно! Мне кажется, что в твоих глазах я впервые увидел предел flexibility [45]. Не мне, не Дадзаю, не Сатакэ, а тебе открылось дно колодца познания. Да, тебе — хотя никто этого не ожидал. Тьфу! И чего это я разболтался? Легкомыслие! Безумие! Настоящая любовь молчит до самой смерти. Это Кику мне так сказала. Послушай, big news! [46] Ничего не поделаешь, Кику в тебя влюблена. «Разве я скажу господину Санодзиро, даже если умирать буду? Ведь я же люблю его так, что готова умереть!» Преподнеся мне этот парадокс, она облила меня газированной водой и громко, как безумная, рассмеялась. Кстати, кого ты больше всех любишь? Дадзая любишь, а? Сатакэ? Вряд ли, да? А меня?

— Я, — мне вдруг захотелось чистосердечно признаться, — я всех ненавижу. Одну только Кийтян люблю. Иногда мне даже кажется, что я знал ее раньше, чем женщину с той стороны реки.

— Ну что ж… — проворчал Баба и попытался улыбнуться, но внезапно, подперев голову обеими руками, начал рыдать.

Он говорил ритмическими фразами, словно актер. — Да нет, я не плачу. Это фальшивые слезы. Крокодиловы слезы. Скотина я! Пусть все об этом говорят и смеются. Всю жизнь с рождения своего до смерти я осужден разыгрывать этот фарс. Я — призрак. Ах, не забывай меня! Кое-какие способности у меня все-таки есть. Знаешь, ведь это я сочинил мелодию «Луна над старым замком». Некоторые говорят, что это не я, а Таки Рэнтаро. Но нельзя же настолько сомневаться в человеке. Если это ложь, пусть будет ложь. Нет, это не ложь! Истина всегда выходит наружу. А это вовсе не ложь.

Я медленно вышел на улицу. Шел дождь. «И дождик с утра…» Ах, но ведь эту фразу совсем недавно произнес Дадзай! «Будьте снисходительны, я устал…» А теперь я подражаю Сатакэ! Тьфу! Что это? Я даже щелкаю языком, как Баба! Тут меня охватило сомнение, мрачное сомнение. Кто же я на самом деле? Эта мысль привела меня в ужас. У меня украли мою тень! Что такое предел flexibility? Я побежал по улице.

Зубной врач. Продавец птиц. Кондитерская. Булочная. Цветы. Деревья. Букинист. Дом в европейском стиле… Пробегая мимо, я внезапно заметил, что все время что-то тихонько бормочу:

— Скорей, электричка… Скорей, Санодзиро… Скорей, электричка… Скорей, Санодзиро…

Снова и снова я повторял эти бессмысленные слова. Вот оно — мое творение! Единственное стихотворение, которое я сочинил. Ничтожество! Я просто глуп, вот ничего и не выходит! Бездарность, конченый человек! Ни на что не способен.

Всплеск света. Оглушительный взрыв. Звезды. Листья. Светофор. Ветер. А-а!..

4…

— Сатакэ, ты знаешь, что вчера вечером Санодзиро попал под поезд?

— Знаю, слышал утром по радио.

— Ему повезло. А я? Увы, если только меня не повесят, надеяться не на что.

— Ну, тогда тебе предстоит долгая жизнь. Нет, правда, мои предсказания сбываются. Послушай…

— Ну?

— Здесь двести йен. Купили мои рисунки с пеликанами. Хотелось повеселиться с Санодзиро, вот и довел до конца хоть это.

— Дай мне!

— Конечно, возьми.

— Кийтян! Санодзиро умер. Да, его больше нет. Нигде его не найдешь, сколько ни ищи. Не плачь!

— Слушаюсь!

— Вот тебе сто йен. Купишь красивое кимоно и забудешь Санодзиро. Вода принимает форму сосуда… Эй, послушай, Сатакэ, давай хоть сегодняшний вечер проведем вместе, как старые друзья. Я тебе покажу одно место. Лучшего в Японии не найдешь. Да, все-таки в том, что мы живы, есть своя прелесть.

— Все люди умирают…

Обезьяний остров

перевод Т. Соколовой-Делюсиной

Представляете себе, какая тоска овладела мной, когда после долгого путешествия по бескрайнему морю я очутился на этом острове? День то был или ночь, не знаю: остров спал, окутанный густым туманом. Щуря глаза, я старался увидеть, что окружает меня. Вокруг, образуя неожиданные подъемы и спуски, громоздились бесконечные глыбы голых камней, кое-где призрачно чернели разверстые пасти пещер. Может быть, это гора? Ни травинки…

Пошатываясь, я двинулся вдоль камней. Время от времени ветер приносил чьи-то голоса. Кто это? Волки? А может быть, медведи? Долгий путь так утомил меня, что я забыл об осторожности и шагал по острову, ни на что не обращая внимания.