Избранные произведения. Дадзай Осаму

Сува поднялась и, задыхаясь, медленно побрела прочь. Ветер трепал подол ее кимоно. Она шла, не останавливаясь.

Все громче становился шум водопада. Сува быстро шла вперед. Ладонью все время утирала нос. Шум воды слышался уже под самыми ногами.

Слабо вскрикнув:

— Отец!.. — она бросилась в провал между ветвями стонущих зимних деревьев.

Ее окружал тусклый полумрак. Издалека доносился грохот воды. Она все время ощущала его у себя над головой. Тело в такт этому грохоту совершало колебательные движения, всю ее до костей сковал холод.

— А вот и дно, — на сердце сразу стало легко и радостно. Неожиданно, вытянув ноги, она беззвучно двинулась вперед. Головой ударилась о выступ скалы.

— Змея! — она подумала, что стала змеей. — Как хорошо, я могу теперь не возвращаться домой! — сказала она и радостно пошевелила усами.

Сува превратилась в маленького серебряного карася. Как хорошо было бездумно раскрывать и закрывать рот, задирать вверх маленький бугорок на кончике носа…

Карась плавал взад и вперед у подошвы водопада. То всплывал на поверхность прозрачной воды, поблескивая плавником на спине, то опускался на дно, играя хвостом.

Развлекаясь, он бросался вдогонку за маленькой креветкой, прятался в зарослях прибрежного тростника, пощипывал росший на камнях мох.

Потом вдруг замер. Только тихонько шевелил плавниками, словно обдумывал что-то. Прошло уже много времени, а он все не двигался.

Но вот, извиваясь всем телом, карась поплыл прямо к водопаду. И водопад закрутил его и поглотил, как листок с дерева.

Дас гемаинэ [34]

перевод Т. Соколовой-Делюсиной

1. Волшебные фонари

В то время каждый день для меня был последним.

Я влюбился. Влюбился впервые в жизни. Раньше я думал только о том, как бы продемонстрировать свой профиль повыигрышней и набить себе цену повыше. И если женщина, которую я удостаивал внимания, проявляла хоть малейшую нерешительность, я тут же принимал оскорбленный вид и исчезал со скоростью урагана. И вот неожиданно влюбился так, что совершенно потерял голову и забыл о правилах, прежде казавшихся мне столь четкими и безошибочными. Да, это была, что называется, всепоглощающая страсть. Люблю, что уж тут поделаешь? — постоянно вертелось у меня в голове. Мне двадцать пять. Вот я родился. Живу. Доживу до конца. Я не шучу. Люблю — что уж тут поделаешь?

Впрочем, судя по всему, мои чувства с самого начала не находили должного отклика. И как раз тогда, когда я уже готов был принять как нечто вполне для меня самого пригодное старомодную идею совместного самоубийства по принуждению, меня безжалостно отвергли, и на этом все кончилось. Владычица моих дум куда-то исчезла.

Друзья называли меня именем древнего литературного героя — Санодзиро Дзаэмон, или просто Санодзиро [35].

— Санодзиро, не стоит расстраиваться. Ведь именно это имя определило твой облик, и, даже отвергнутый, ты выглядишь так, будто всегда был баловнем судьбы. Все пройдет.

Мне не забыть этих слов Баба. Кстати, именно он и начал называть меня Санодзиро. Я познакомился с Баба в кафе около храма Киёмидзу в парке Уэно. В маленьком кафе, где стояли две скамьи, покрытые красным ковром.

…Когда кончалась очередная лекция, я через задние ворота университета выходил в парк и не спеша прогуливался по аллеям. Частенько наведывался и в это кафе. Там служила невысокая смышленая семнадцати летняя девушка с ясными глазами по имени Кику, и она очень, очень походила на мою возлюбленную. Моя возлюбленная относилась к тому роду женщин, встречи с которыми требуют денег, и вот, когда денег у меня не было, я приходил в кафе, устраивался на скамье и, потягивая сакэ, довольствовался тем, что любовался девушкой по имени Кику. В этом году ранней весной я встретил там очень странного мужчину. Была суббота, с самого утра на небе ни облачка. Я только что прослушал лекцию по французской лирической поэзии. Приближался полдень.