Избранные партии

37. Лdl:d6 Лh8:h2

38. b2—b4 Лh2—е2!

Над этим ходом я думал свыше 30 минут. Дело в том, что я собирался решить здесь партию интересной комбинацией, но, в конце концов, отказался от нее, не будучи в силах и не имея времени рассчитать ее до конца во всех ее разветвлениях. Главный вариант комбинации заключался в 38. . .f5 39. bc Kpf6 40. cb Леh7 41. e7+ Kpg5 42. Л :g6+ Kpf4 43. Лf1+ КрgЗ, и белые получают мат!

Смутил меня в этом варианте ход 40. Kd4 (вместо 40. cb). После 40. . .Лh7 41. е7+ Кр:е7 42. Лае1+ Kpf7 мне показалось, что белые могут сыграть 43. Лd7+. Мельком я увидел также ход 43. KfЗ, после которого черные могут, пожалуй, и проиграть, так как на 43. . .Л:а2 последует 44. Kg5+. Рассчитывать же все последствия шаха 43 ... Лh1+ (после 43. KfЗ) не было времени, да, по-видимому, и здесь, в лучшем случае, черные смогли бы добиться лишь ничьей. Должен признаться, что мне все же очень хотелось сыграть f6— f5, но в конце концов голос благоразумия все же взял верх.

39. b4:с5 Кb6—с8

40. Kb5—d4 …

На 40. Лd8 последовал бы матовый финал: 40. . .Л7:е6 41. Л:с8 Л6—еЗ.

40. ... Ле2—е4

41. Лd6—d7 Kg4—е5

42. с5—с6? …

Просмотр, но и после 42. Л:е7+ К:е7 черные должны выиграть.

42. ... Ле4:d4

Белые сдались.

№ 33. Защита Алехина Левенфиш Романовский

Международный турнир, Москва, 1925 г.

1. е2—е4 Kg8— f6

2. е4—е5 Kf6-d5

3. d2—d4 d7—d6

4. c2—c4 Kd5—b6

5. e5:d6 e7:d6

6. Ccl—e3 Cf8—e7

7. Cfl— d3 0—0

8. Kgl—e2 Лf8—e8

В партии с Розенталем (см. предыдущую партию) я сыграл здесь неудовлетворительно 8...Cg5, на что моему противнику следовало просто рокировать.

Однако я отнесся к этой партии в свое время недостаточно критически («грех», очевидно, не только неискушенной молодежи, но и опытных мастеров). Я осудил ход 8...Cg5, но не идею, его вызвавшую, и в данной партии вновь стремлюсь организовать бесцельную атаку слона еЗ, усилив ее по сравнению с указанной выше партией ходом ладьи.

9. Кb1—сЗ Се7—g5?

Комментируя эту партию по окончании турнира, я в свое время писал: «Сомнительного достоинства ход. Черные стояли бы отлично, играя Кb8—d7—f8. Это было правильным планом».

Сейчас я готов подписаться лишь под вступительной частью комментария. Я согласен с тем, что маневр Кb8— d7—f8 защищает позицию черного короля от непосредственных атак, укрепляя пункт h7. Оценить, однако, позицию черных как отличную, я сейчас не решился бы. Не согласен сегодня я и с моей первоначальной трактовкой маневра Кb8—d7—f8 как правильного плана. Это только один из возможных и, несомненно, полезных планов, имеющих, главным образом, оборонительные цели.

Но в данной позиции у черных есть и другие, более острые, может быть, даже несколько рискованные, но зато и более активные продолжения. К ним можно отнести, например, план, связанный с 9...Кc6, несли 10. 0—0, то 10. . . Cg4, имея в виду Кb4, а также Cg4—h5—g6. Наконец, вполне приемлемо было и 9…Cf6, и если 10. Ке4, то 10...Cf5 (11. Фс2 Cg6).

10. 0—0! …

Превосходная жертва, доказывающая по меньшей мере бесполезность предыдущего хода черных. Опасно теперь 10. . .С: еЗ 11. fe Л:еЗ — и позиция черного короля становится почти беззащитной. Это бросается в глаза даже без конкретного анализа. Насколько мне помнится, Г. Я. Левенфиш недолго думал над своим десятым ходом.

10. ... Cg5:еЗ

Я и сейчас не хочу осудить этого «безумного» решения, хотя твердо убежден, что объективно оно должно повести к проигрышу.

Это я отчетливо сознавал и тогда, в ноябре 1925 года, когда, после минутного раздумья, сделал свои 10 и 11-й ходы. Чем же все-таки они были вызваны?

Мое решение было продиктовано в основном тремя соображениями. Во-первых, я стремился быть последовательным и продолжал раз уже начатую линию. Во-вторых, я не хотел в самом начале партии давать в руки своего опасного противника «психологических козырей» и, в-третьих, мне казалось, что наличие у белых нескольких путей к атаке не облегчит, а скорее затруднит их задачу, тем более, что психологически их будет несколько угнетать факт понесенного материального ущерба.

Но и эти соображения чисто спортивного характера (а не шахматного) не привели бы меня, пожалуй, к моему решению, если бы я страдал болезнью, которая многим шахматистам мешает развернуть полностью свои творческие возможности. Эту, болезнь я называю боязнью проигрыша.

Я всегда исходил из того, что основное в шахматах — это творческое содержание процесса борьбы. Такая борьба немыслима без предприимчивости, смелости, доходящей иногда до большого риска.